Отражения, или Истинное
Шрифт:
Генри. Что касается хулиганства и вандализма, поджог мемориала павшим, да еще с помощью венка неизвестному солдату, который пошел на растопку, – поступок не самый благоразумный. По-моему, он нарывался.
Макс. Ну конечно, нарывался, идиот ты этакий! Но он захлебнулся в собственных эмоциях.
Генри. И утонул. Так не бывает.
Макс. Почему не бывает?
Генри. Не бывает, чтоб в «эмоциях» «захлебнулся». Невозможное сочетание слов.
Макс. Господи Боже. Знаешь, Генри, конечно я в твоем доме и пью твое вино, но извини мне…
Генри.
Макс. Ты прав. (Решительно ставит бокал и встает.) Пошли, Анни. Ты какой-то ущербный. Чего-то в тебе недостает. Слова-то ты все выучил. Жонглировать умеешь. Но жизнь – это не только слова.
Генри. Знаешь, а ведь больно…
Макс. Пускай Броуди не интеллектуал и тебе не чета, но он шел в бой за идею, а схлопотал шесть лет за глупую браваду и драку. И если б не Анни, его бы тут же забыли, недели бы не прошло. Вот это и есть жизнь – этакое месиво из удач, неудач, людских страстей, и иметь на все готовый ответ вовсе не обязательно. Кто ты такой, чтоб говорить с Анни свысока? Да она стоит десятка таких, как ты.
Генри. Это я знаю.
Макс. Прости, Шарлотта.
Шарлотта. Эк он тебя отбрил. Генри.
Макс идет в прихожую. Шарлотта тоже выходит, укоризненно взглянув на Генри. Анни встает. Во время дальнейшего разговора она двигается по сцене, на Генри почти не смотрит.
Генри. Зато я мог все время смотреть на тебя и – никаких подозрений.
Анни. Когда ты едешь за Дебби?
Генри. К четырем. А что?
Анни. К трем. Я буду в машине.
Генри. А как же Броуди?
Анни. Пошел он к черту. (Выходит, закрывает за собой дверь.)
Звучит поп-музыка: «Мне предстоит что-то хорошее», группа «Херманс Хермитс».
Сцена третья
Макс и Анни.
Гостиная. Макс один, слушает маленький радиоприемник – звучит по-прежнему «Херманс Хермитс», но уже тише. Расположение мебели и дверей разительно напоминает начало сцены первой. Слышно, как за сценой ключом отпирают и потом захлопывают входную дверь. Из прихожей на миг показывается Анни, в пальто. Она торопится.
Анни. Включил? (Исчезает, снова появляется – уже без пальто.) Много я пропустила?
Макс. Минут пять-десять.
Анни. Черт. На машине успела бы к началу.
Макс. Где ты была?
Анни. Ты же знаешь – на репетиции.
Музыка умолкает, слышится голос Генри – он отвечает на вопросы в программе «Пластинки Робинзона». Вскоре Макс выключит радио, а пока беседа Генри с журналистом неразборчиво вплетается в разговор действующих лиц.
Макс. Как поживает Жюли?
Анни. Кто?
Макс. Жюли. Фрекен Жюли из Стриндберга. Фрекен Жюли из пьесы Августа Стриндберга. Как она?
Анни. Ты в своем уме?
Макс. Может, это и…
Анни. Тише, потом…
Макс. Может, это и не важно…
Анни. Макс, ну дай же послушать!
Макс выключает радио.
В чем дело? Ты сердишься?
Макс. Может, это и не важно, но в машине, впереди, между сиденьями, я нашел вот это. (Показывает грязный, в кровавых пятнах, белый носовой платок.)
Анни. Что это?
Макс. Платок Генри.
Анни. Ну и отдай ему. (Тянется за платком.) Давай я постираю, и отдашь Шарлотте в театре.
Макс. Я ведь Генри сразу отдал, как кровь остановил… Когда Генри был в машине? (Пауза.) И платок был только в крови, а теперь… Или у тебя насморк? Значит – вы с Генри… Вы его замарали, он – грязный, грязный! И ты – грязная! Грязная, мерзкая потаскуха! Ты… ты… (Сидит неподвижно, сдавленно рыдает; справляется с собой, может говорить.) Скажи… ведь ничего не было?
Анни. Было.
Макс. Господи… Зачем?…
Анни. Мне очень жаль. Макс, но…
Макс (обрывает, с внезапным спокойствием). Ладно, пусть. Было так было. Ничего.
Анни. Мне очень жаль, Макс, но я люблю его.
Макс. Не может быть.
Анни. Может.
Макс. Нет, нет, не любишь.
Анни. Люблю. И он меня любит. Ну вот, сказала. Мне очень жаль, но так лучше. Надоело врать.
Макс (вновь со слезами на глазах). Нет, Анни, нет! Я люблю тебя… Не уходи!
Анни. Не надо так, прошу тебя!..
Макс. И давно ты с ним? С ним – Боже правый!.. (Яростно бьет по радиоприемнику.)
Снова звучит музыка – «Праведные Братья» поют «Ты утратила чувство любви» – словно бы Макс резким ударом включил радио на полную громкость. Он хватает Анни – поначалу грубо, но тут же оказывается, что он ее обнимает. Анни не отвечает, терпеливо сносит его объятия, пусто смотрит через плечо Макса.
Сцена четвертая
Генри и Анни.
Гостиная. Явно временное жилище, разделенное рейкой-вешалкой для одежды на правую и левую половины – «мужскую» и «женскую».
Генри один, пишет за столом. Расположение дверей и мебели сразу напоминает сцену вторую. На полу – картонные коробки с папками, газеты, письма, сценарии, афиши и программы… Беспорядочно наставлены каталожные ящички. Видна также тахта. На ней или возле нее – воскресные газеты и сценарий в твердом переплете. Из радиоприемника негромко льется поп-музыка.