Отраженная в тебе
Шрифт:
Марк и мистер Уотерс излагали свои идеи относительно рекламной кампании водки «Кингсмен». Я же практически ничего не слышала, поскольку пребывала в состоянии прострации и видела одного лишь Гидеона, сидевшего во главе стола в черном костюме и белой рубашке с галстуком. Он демонстративно игнорировал меня с самого моего появления в совещательной комнате «Кросс индастриз», если не считать краткого рукопожатия, которым мы обменялись, когда нас представил друг другу мистер Уотерс. Даже мгновенного соприкосновения с его кожей оказалось достаточно, чтобы мое тело мигом признало контакт с тем, которое всю минувшую ночь дарило ему наслаждение. Гидеон же, похоже, вообще не ощутил контакта. Он скользнул взглядом где-то поверх моей головы и рассеянно пробормотал:
— Мисс Трэмелл.
Контраст с моим прошлым посещением этого помещения просто потрясал. В тот раз Гидеон глаз от меня оторвать не мог, ничуть не скрывал своего жгучего вожделения, а когда мы покинули комнату, сказал, что намерен меня трахнуть и ничто не сможет воспрепятствовать ему в осуществлении этого желания.
В этот раз после совещания он сразу же встал, обменялся рукопожатиями с Марком и мистером Уотерсом и пошел к выходу, бросив на меня лишь мимолетный нечитаемый взгляд. Две его сотрудницы, обе привлекательные брюнетки, поспешили за ним.
Марк вопросительно посмотрел на меня через стол, и я лишь покачала головой.
Вернувшись на рабочее место, я результативно трудилась остаток дня. На обеденный перерыв уходить не стала, а посвятила это время размышлениям о том, куда сводить отца. Напрашивались три варианта: Эмпайр-стейт-билдинг, статуя Свободы и пьеса на Бродвее, причем поездка к статуе Свободы держалась в запасе на тот случай, если он и вправду захочет туда отправиться. Можно ведь и с берега посмотреть. Отец приезжал в город совсем ненадолго, и мне вовсе не хотелось перегружать его визит беготней.
В последний за день перерыв я позвонила в офис Гидеона.
— Привет, Скотт, — поздоровалась я с секретарем. — Можешь соединить меня с боссом, буквально на пару слов.
— Минуточку. Не вешайте трубку, сейчас выясню.
Я уже было решила, что Гидеон откажется со мной разговаривать, но спустя пару минут нас соединили.
— Да, Ева.
Мне потребовалось мгновение, чтобы впитать звук его голоса.
— Извини, что беспокою. Возможно, это идиотский вопрос, учитывая… но ты придешь завтра на обед в связи с приездом моего отца?
— Я там буду, — резко ответил он.
— А Айерленд приведешь?
Я и сама удивилась, что, несмотря на испытанное мною колоссальное облегчение, голос меня, похоже, не выдал.
Последовала пауза. И краткий ответ:
— Да.
— Хорошо.
— У меня сегодня дела допоздна, так что встретимся у доктора Петерсена. Энгус подвезет туда. Я приеду на такси.
— Ладно.
Я обмякла на стуле, ощутив проблеск надежды. И продолжение терапии, и встреча с моим отцом могли расцениваться только как позитивные сигналы. Гидеон и я боролись. Он пока еще не сдался.
— Тогда и увидимся.
В четверть шестого Энгус отвез меня к доктору Петерсену. Когда я вошла в офис, доктор, увидев меня через открытую дверь кабинета, встал из-за стола и пожал мне руку:
— Как себя чувствуете, Ева?
— Бывало и лучше.
— У вас усталый вид, — заметил он, присмотревшись ко мне.
— Решительно от всех это слышу, — сухо откликнулась я.
— А где Гидеон? — поинтересовался доктор Петерсен.
— У него сегодня поздняя встреча, так что мы уговорились приехать порознь.
— Хорошо. — Доктор указал рукой на диван. — Значит, у нас имеется возможность поговорить наедине. Есть что-нибудь такое, что вам особенно хотелось бы обсудить до его прихода?
Устроившись поудобнее и собравшись с духом, я рассказала доктору Петерсену о нашей поездке в Северную Калифорнию и произошедших в последующую неделю необъяснимых мучительных переменах.
— Я просто в полной растерянности. Ничего не понимаю. Ощущение такое, будто у него затруднения, но мне решительно не удается до него достучаться. В эмоциональном плане он полностью от меня отгородился. Кроме того, меня беспокоит, что перемена в его поведении может быть связана с Коринн. Всякий раз, когда мы натыкались на подобную стену, это случалось из-за нее. — Я заметила, что при этих словах нервно сплетаю пальцы, вспомнила мамину привычку скручивать носовые платки и усилием воли заставила свои руки расслабиться. — Складывается впечатление, будто она имеет на него особое влияние, от которого он не в силах освободиться вне зависимости от его отношения ко мне.
Доктор Петерсен оторвал взгляд от клавиатуры:
— Он не говорил вам о намерении отменить встречу во вторник?
— Нет. — Эта новость стала для меня еще одним ударом. — Ничего не говорил.
— И мне тоже. Сомневаюсь, чтобы такое поведение было для него характерно, так ведь?
Я покачала головой. Доктор Петерсен скрестил руки на коленях.
— Временами у кого-то из вас или у обоих могут случаться небольшие возвраты к прошлому. Этого следует ожидать, учитывая природу ваших отношений. Вы сосуществуете не просто как пара, но как индивидуальности, способные составить пару.
— Однако я с этим справиться неспособна, — со вздохом вырвалось у меня. — Не могу я вот так легко меняться, меня это с ума сводит. Письмо, которое я ему послала… Это было ужасно. Все чистая правда, но ужасно. А ведь у нас бывали по-настоящему прекрасные мгновения. Он говорил мне… — Я замолчала, перевела дух, а когда заговорила снова, голос мой звучал хрипловато. — Он говорил мне ч-чудесные слова. Не хочу, чтобы эти дивные воспоминания затерялись среди множества отвратительных. Я даже думала о том, не стоило ли мне бросить все это раньше, но теперь уже не могу, хотя бы потому, что обещала ему — и себе самой — не пускаться больше в бегство. А стоять на месте и бороться до конца.
— Это то, над чем вы работаете?
— Да. Да, именно. И это нелегко. Потому что некоторые из его действий… вызывают у меня такую реакцию, какой я научена избегать. Ради собственного здравого рассудка! В каком-то смысле можно сказать, что я получила наилучшую наводку, но это не сработало. Верно?
— А что, по-вашему, могло бы быть хуже всего? — наклонив голову набок, спросил доктор Петерсен.
— Это вы меня спрашиваете?
— Да. Каков, на ваш взгляд, наихудший сценарий?
— Ну… — Я пошевелила пальцами. — Он продолжает отдаляться, что заставляет меня льнуть к нему все сильнее, теряя представление о собственном достоинстве. А кончается все тем, что он возвращается к своей прежней жизни, а я к психотерапии, пытаясь снова вправить себе мозги.