Отречение от благоразумья
Шрифт:
«Что за бред? — невольно подумал я, — ничего не пойму...»
Вдруг призрак раввина выдал врезавшуюся мне в память единственную более-менее осмысленную фразу:
— Гои пусть отберут лозу у Козла, или он пожрет ее.
— Что? Как вы сказали? — я осмелился переспросить, но человек повернулся спиной, его контур расплылся, а широкие створки ворот плавно затворились.
— Ничего себе... — выдавил я.
Холодная Синагога начала разваливаться. В полной тишине провалилась внутрь крыша, камни стен падали наземь, разбиваясь в серебристую пыль, почему-то не оставлявшую следов на траве лужка, треснули окна над порталом и беззвучно канули во тьму. Фундамент держался еще меньше минуты, но и он вскоре выветрился под неощутимым ураганом.
— Бежим отсюда, — я подтолкнул Мотла, и он, хоть и был почти невменяем от страха резво кинулся в уютную темноту приречной буковой рощицы. Я несся за ним, уговаривая себя не оглядываться. Хватит впечатлений для одной ночи.
Дополняла декорации наконец пришедшая в Прагу гроза — фиолетовые молнии и ревущие громовые раскаты сделали эту осеннюю пятницу просто незабываемой. Наконец, исхлестанные струями ливня мы вывернули на Широкую улицу, направившись к переправе через Влтаву. В гетто было безлюдно — буквально ни одного человека, и все равно я, неудачник, ухитрился в кого-то врезаться на бегу. Прохожий был высоким и очень твердым.
— Простите, — сквозь одышку буркнул я, однако ответа не получил. Мотл, в который раз за вечер, истошно заорал.
Голема я не рассмотрел, да и после всех переживаний минувшей полуночи не имел никакого стремления подробно изучать очередную диковину еврейского города. Мрачное порождение Бен Бецалеля попросту не обратило внимания на хама, отдавившего ему ноги, и потопало себе дальше, а у господина секретаря нунциатуры бесповоротно сдали нервы. Вместе с мальчишкой мы составили отличный дуэт, в котором утонченно сочетались визг и яростные проклятия на помеси английского, немецкого и французского. Опомнился я только на освещенной фонарями Кржижовницкой площади перед Карловым мостом. Гетто осталось позади.
— Ну, — отдышавшись, произнес Мотл и поглядел на меня, — пан доволен прогулкой?
...Хозяйка «Лошади Валленштейна» госпожа Эля сразу поняла, что пану срочно требуется лекарство в виде горячего вина со специями, сухая одежда и комната для ночевки. До Градчанской улицы и нашего дома я бы уже не добрался — сейчас мне меньше всего хотелось идти одному по ночной Праге. Словом, я благополучно накачался сливовицей и проснулся только утром, когда умытый сильным дождем город вновь сиял великолепием и напоминал незамутненный никакой мистической мерзостью храм чистого света. Сообщив хозяйке Эле, что если в заведение явится рыжий еврейский парнишка по имени Мотл, ему следует рассказать, где можно найти пана Райана, я отправился по делам, которые закончились встречей с отцом Алистером в уже знакомой вам лавке пряностей.
— Ну и история... — покачал головой Мак-Дафф. — И вы, Райан, не врете. Выдумать такое... такое необычайное действо невозможно. Ладно, давайте отложим дела евреев до лучших времен и займемся вещами насущными.
— А слова раввина Холодной Синагоги?! — меня слегка обидело столь явное пренебрежение последними новостями из гетто. — А как же Голем? И Бен Бецалель? Вы, инквизитор, станете терпеть подобное безобразие в католической столице? Я там едва в штаны от страха не наложил!
— Следует поближе раззнакомиться с этим почтенным рабби, — ледяным голосом Торквемады изловившего самого дьявола, проговорил отче Алистер, и я мысленно посочувствовал многоученому еврею. Живи он в Испании — костер под Иегуди раздули бы незамедлительно, да и в либеральной Праге подобные эксперименты могут запросто окончится аутодафе со всеми вытекающими. — Еще что-нибудь?
— Еще говорят, будто Ди приехал, — припомнил я услышанную в кабаке свежайшую сплетню.
— Магистр Джон Ди? — переспросил Мак-Дафф и озадаченно прищурился. — Придворный маг и астролог покойной королевы Элизабет
— Не знаю, — честно признался я. — Просто на Златой уличке видели господина магистра расхаживающим под ручку с любимой ученицей Джейн Келли. Той самой, которая вроде как умеет разговаривать с духами и потусторонними силами. А при них ошивался небезызвестный мэтр Ла Гранж, который на каждом перекрестке трезвонит, будто не сегодня-завтра докопается до секрета создания философского камня, начнет воскрешать мертвых, изготовлять золото возами и гулять по воде, аки посуху...
— Райан, не ерничайте, — остановил мое словоизвержение отец Алистер. — Скажите лучше, как обстоят ваши дела с панной Домбровской?
— Почти что никак, — я пожал плечами и скорчил унылую физиономию. — Поначалу госпожа Маргарита производит ошибочное впечатление крайне взбалмошной и экзальтированной особы, но, если приглядеться... Ей что-то известно, возле нее крутится этот юнец, Жегота, она неплохо знакома с фон Штекельбергом и сочувствует ему... Кстати, святой отец, крайне удивительно, что из Парижа еще не примчался отец Густав с оравой закованных в железо швейцарцев. Арестовывать всю эту теплую компанию — Мартиница, Штекельберга, алхимика Никса и прочих. У нас половина архива забита доносами, где они поминаются через слово!
— Не время, — покачал лысеющей головой Мак-Дафф. — Кроме того, Мартиниц — имперский наместник. Мы пока не можем его тронуть. Вот если бы... — он замолчал, глядя на гаснущее пламя камина, а я терпеливо ждал, когда святой отец изволит огласить вслух свои замыслы. — Вот, пожалуй, что мы сделаем. Постарайтесь в ближайшее же время убедить панну Домбровску, что ее дружку Станиславу угрожает серьезнейшая опасность, и что черные доминиканские вороны примериваются к его бесталанной головушке. Единственный способ спасения — свалить все грехи на Мартиница. Пусть напишет обо всем — о бдениях в имении Никса, о чернокнижии, о чем только в голову придет. Главное, чтобы от души. И еще... — смиренный доминиканец ухмыльнулся так, что мне стало не по себе. — Пусть прекрасная панна намекнет кому следует, что для его патрона было бы весьма неплохо написать аналогичный опус, посвященный недостаткам господина секретаря.
— Гм, — глубокомысленно сказал я. — И что с того?
— Посмотрим, как они себя поведут и что сделает мадемуазель Домбровска. Напишут — хорошо, подошьем в дело, отлично сойдет для дознания. Не напишут — прихватим наших ангелочков на недоносительстве, а панну Маргарет — на укрывательстве. Займитесь, вам такие дела неплохо удаются. Женщины легко поддаются на угрозы, особенно если угрожают не им.
— Но... — отважился заикнуться я. — Если она мне не поверит?
— Значит, заставьте поверить, — слегка раздраженно отмахнулся Мак-Дафф. — Вам за что жалованье платят? Чтобы вы расхаживали тут по уши в болонских кружевах, напропалую куртизи... простите, куртуазировали пражских дам и ровным счетом ничего не делали? Так, что меня еще интересует... Вам доводилось слышать что-нибудь про этого самого демона Леонарда? Я имею в виду не то, что говорится в трудах по демонологии, а о чем болтают в трактирах.
— На основе того немного, что до меня долетело, я бы рискнул сравнить это создание не со злобным демоном, а, скорее, с заблудившимся во времени и мире языческим божком, — слегка рассеянно начал я. — С кем-то вроде Мома, бога насмешки, которого еще называли «Правдивой ложью». Мом давал мудрые советы, но следовавшие им всегда попадали не в лучшие ситуации, потому что в его советах всегда крылась подвох. А может, «Леонард» — очередная новорожденная легенда Праги? Сказка и слух?..
— Ладно, — перебил меня отче Алистер. — С демоном, кем бы он ни был, мы разберемся попозже. Что вам есть поведать мне плохого и хорошего о господине венецианском после делла Мирандола?