Отрекаясь от русского имени. Украинская химера
Шрифт:
А вот выдержка из речи царя Федора Иоанновича в Боярской Думе (1589): «Помыслили были есмя о том, чтобы святейшему патриарху Иеремии Вселенскому быти в нашем российском государстве на патриаршестве Владимирском всея России». Этот же эпизод воспроизводит в своих мемуарах его непосредственный очевидец митрополит Монемвасийский Иерофей: «Когда русские увидели, что Иеремия не ставит им патриарха, а сам хочет остаться у них, то говорят ему… древняя кафедра России во Владимире, туда и благоволишь отправиться на жительство»…
Итак,
Что же касается этнонима, используемого для обозначения национальной принадлежности населения Руси, то он остался без изменений: РУССКИЕ — так по-прежнему самоопределял себя Русский Народ вне зависимости от того, в какой части России он проживал — Малой или Великой. Отсутствие разницы естественно: речь шла об одном народе, одной стране, часть которой лишь временно оказалась включенной в другоегосударство.
Утверждения В.Кожинова о появлении в 14–16 вв. в юго-западной Руси «украинцев», а в Руси Московской — «великороссов» ни на чем не основаны и свидетельствуют о полном незнании источников данной эпохи, начисто опровергающих предложенную им схему.
Расчлененный государственными границами Русский Народ не только сохранил сознание своего национального единства, но и подготовил духовные, материальные, военные предпосылки для ликвидации иноземного владычества над Малороссией и воссоединения нации в едином государстве. Именно 16 в. дает нам примеры активной самоорганизации Русских на оккупированной территории (запорожское казачество, православные братства) для активного противодействия проводимой поляками и католицизмом политике дерусификации населения Малой России, ее этнического и вероисповедного оскопления.
Только эта самоорганизация позволила Русской Нации вступить в открытую вооруженную борьбу с оккупантами и завершить ее блестящей победой в середине 17 в.; победой, ковавшейся усилиями всего Русского Народа: Малой, Белой и Великой Руси. Ложь о «национально-освободительной борьбе украинского народа» не только профанирует истинные цели и значение этого народного подвига, но и кощунственно оскорбляет память героев славной войны 1648–1654 гг.
Не «украинцы», а Русские в течение шести лет сражались с панской Польшей, покрыв себя не меркнущей в веках славой. Не «украинцы», а Русские отстаивали веру, свободу, право быть самими собой, а не подневольными польскими «хлопами». И все участники этой кровавой, беспощадной борьбы прекрасно знали — кто, с кем и за что воюет. Сошлюсь еще раз на Богдана Хмельницкого. В июне 1648 г., двигаясь на Львов, гетман отправляет универсал жителям города: «Прихожу к вам, как освободитель русского народа; прихожу к столичному городу земли червонорусской избавить вас из ляшской (польской)неволи».
А вот свидетельство другого современника, из противостоящего лагеря — польского гетмана Сапеги: «Против нас не шайка своевольников, а великая сила целой Руси. Весь народ русский из сел, деревень, местечек, городов, связанный узами веры и крови с казаками, грозит искоренить шляхетское племя и снести с лица земли Речь Посполитую». Как видим, речь идет только о Русском Народе. Причем же здесь грушевские, петлюры, винниченки, бандеры, шухевичи и прочие «украинцы»?!.. Не за «самостийну Украину» велась борьба, а за воссоединение двух частей РОССИИ, объединение Русских в едином государстве.
Что же касается «укр'aин» (окраин), то термин этот, как и ранее, применяется в источниках к самым разным территориям и также не имеет к позднейшим «украинцам» совершенно никакого отношения.
О приграничье (окраине) Полоцкой земли встречаем в летописи (1348): «И посем Андрей с Полочаны из своея укр'aины пригнавше, без вести повоевавще неколико сел Воронежской волости». Пограничные рубежи Литвы и Валахии упоминает великий князь литовский Александр в письме к валашскому воеводе: «И тымы разы, аж Бог даст, подближаемся там под укр'aины к тым нашим панством и оттут… шлем до Тебе наших послов». «Приказали есьмо своим укр'aинным князем… и всем своим украинником (т. е. жителем приграничья)» — сообщает летопись в 1503 г. Великий князь Василий Иванович пишет (1517): «Наш недруг Жигимонт, король польский, послал войско к укр'aинному пригородку к Одочке, а наши воеводы ноугородцкие с ноугородцкими людьми стояли в нашем укр'aинном городе на Луках на Великих, оберегали наших укр'aин».
В польских источниках 16 в. нередко встречается слово «укр'aина», от которого два века спустя малороссийские самостийники и поведут свою фантастическую страну «Украину», населенную таким же фантастическим «украинским народом». Хотя и поляки поначалу под «укр'aиной» подразумевали все то же приграничье, окраину и не привязывали ее к какой-либо конкретной территории. Недаром синонимами «укр'aин» в польском языке служили слова «уграниче», «пограниче».
Польский король Стефан Баторий, например, писал в своих универсалах: «старостам, подстаростам, державцам, князьям, панам и рыцарству, на укр'aине русской, киевской, волынской, подольской и брацлавской живущим» или «всем вообще и каждому в отдельности из старост наших укр'aинных». У польского историка Мацея Стрыйковского (ум. 1582), автора «Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси (!)» находим следующие места: «Альбрехт, племянник королевский, причинил убытки на укр'aине (т. е. границе) Польской и Жмудской земли». «Деньги были выдаваемы из казны конным и пешим ротмистрам на укр'aине московской и татарской» — т. е. границе с Россией и Степью…
Я полагаю, что ложность историософской концепции В.Кожинова вполне доказана приведенными выше фактами. Впрочем, он и сам интуитивно понимает, что его умозаключения о генезисе «украинского народа» на бесспорную истину едва ли тянут. Не зря же в целях подкрепления своей надуманной схемы он внедряет в нее столь же надуманный термин «общерусский». Надуманность видна уже из того, что применение термина строго ограничено определенными случаями, а именно: стоит Русскому писателю столкнуться с идеологией украинского (белорусского) сепаратизма и необъяснимо загадочным появлением на месте Русских русскоязычных «украинцев», «белоруссов», «трех ветвей» и тому подобных химерических общностей, как он сразу начинает оперировать странными словосочетаниями, вроде «общерусский язык», «общерусская культура» или «общерусская история», — не замечая в полемическом задоре всей их бессмысленности.
В самом деле. Если у нас имеются «общерусская культура» и «общерусский язык», то что же тогда значат «русская культура» и «русский язык»? В чем отличие «общерусского» от «русского» и в какой связи между собой они находятся? Никто и нигде этого не разъяснил. Например, неоднократно цитируемый нами А. Железный использует в своей брошюре слово «общерусский» применительно к Русскому литературному языку. Но никому в голову не приходит называть немецкий и английский литературные языки «общенемецким» и «общеанглийским», ибо само собой разумеется, что письменный язык и сосуществующие рядом с ним местные диалекты и говоры — понятия разного уровня: первый используется и понимается всей нацией, степень распространенности вторых — отдельно взятая область, за границами которой они бесполезны и не нужны. Поэтому-то в любой стране мира в школах преподается один язык: немцам — немецкий, англичанам — английский, а Русским — русский, при полном игнорировании местечковых диалектов. Приставка «обще…» здесь совершенно неуместна, ибо никакого «общеязыка» у народа нет, как и нет «общекультуры», всегда национальной по форме и содержанию.