Отрицательная Жизель (сборник)
Шрифт:
— О способностях судят учителя, а не ученики — для этого есть отметки, характеристики. С отстающими ведутся занятия. Но если вы по детской глупости бросили учение, то что смотрела ваша мать? Как она позволила вам уйти из школы, не кончив даже седьмого класса?
Любка оглянулась на заснувшую опять Прасковью и, толкнув ее, громко сказала:
— Проснись! Тут спрашивают, почему ты позволила мне бросить школу?
Прасковья затрясла щеками, пожевала ртом и спросила сонно:
— Чего этта?
В зале засмеялись. Кто-то крикнул: «Проснись, мамаша, дочь проспишь!» Кто-то отозвался: «Да уж проспала, чего там!»
А
А Любка тем временем вспоминала, как она бросила школу.
В школе, правда, ей было трудно. Особенно в седьмом. Не давались математика, физика, химия. Не умела Любка сосредоточиться — зазевается, а потом не может понять. Математичка хоть не была придирой. Даже была человеком: объясняла после урока, если кто не смог решить. Физичка ехидничала, но и она была ничего. А вот химичка! Эта была и придирой и занудой — настоящей ведьмой. Любку она преследовала, просто ненавидела. Не помогала никогда. Вызывала чаще других. Ставила нарочно трудные вопросы.
А потом случился скандал. И вовсе не из-за химии. Было у них «окно» где-то в середине дня. Им дали команду: не шуметь, не мешать, из школы не уходить. Кто читал, кто делал уроки, кто играл в крестики-нолики. А многие разбрелись по школе.
Пошла из класса и Любка. Может, и пошла, потому что вышел Коля. Может, даже хотела найти его — случайно найти. И на «глухой» лестнице — так называли они часть второй лестницы между третьим и пятым этажами, сверху закрытой и поэтому пустой — чуть повыше третьего этажа набрела на Колю. Он сидел на ступеньках с книжкой и карандашом в руке.
Коля был ее любовью. Первой в жизни. Тайной любовью. Не знал о ней никто, и он тоже не знал. Любкино сердце дрогнуло. Она подошла и остановилась. «Ты что?» — спросил он недовольно. Но она не фыркнула, не вскинулась, как было бы с другим. Она была тиха и грустна. «Что ты читаешь? — спросила она мягко. — Покажи». Он закрыл журнал и показал обложку — «Наука и жизнь». Боже мой, какой он умный, просто страшно! Он засмеялся — он не читает, а пытается выйти из лабиринта. «Из чего-чего?» — Любка не знала этого слова. Коля подвинулся — вот смотри, и открыл рисунок: в центре узорчатой паутины стоял человечек со знаком вопроса на голове. Человечек заблудился, не может найти выход, и он, Коля, пока не нашел тоже. Любка заинтересовалась — дай посмотреть. И через три минуты провела человечка к выходу. Потом они рассматривали картинку: надо было найти в лесу охотника, волка и лисицу. И тут Любка опередила Колю. А вот кроссворд решил он один. Она совсем не могла подбирать слова — не знала и половины. А потом нашлась еще забавная картинка: в парке спрятались три вора, спрашивалось, какого из троих легче всего обнаружить сыщику, стоящему у входа в парк.
Девочка и мальчик склонились над картинкой. Ее мягкие русые волосы щекотали его щеку. Они очень долго рассматривали рисунок, пока у Коли не начали гореть уши, а у Любы щеки. Оба вздрогнули, когда возле них раздался окрик: «А вы зачем сюда запрятались?» Это была химичка — она дежурила по школе.
Люба и Коля спустились к ней и стояли понуро, как виноватые.
— Почему у вас такой вид? Что вы здесь делаете? — допытывалась химичка. Коля протянул журнал и сказал, что они смотрели…
— Картинки смотрели? — химичка ехидно сощурилась. — Скажите, какие малыши!
Все это можно было пережить, если бы она отпустила их тут же, но она почему-то отвела их в класс и, открыв дверь, сказала: «Вот где надо смотреть картинки, а не в темных углах!»
В классе было несколько ребят — пошли смешки, разговоры. На следующий день кто-то нарисовал на доске карикатуру: Люба и Коля целуются, прикрываясь учебником химии. Коля стал избегать Любку — отворачивался при встрече, отводил глаза в сторону. Любка обиделась — она-то в чем виновата? Потом, поглядывая на Колю, стала задевать мальчишек, вертеться перед ними, хихикать. «А ты, оказывается, мальчишница», — сказал он сквозь зубы, проходя как-то мимо нее. «Да, да, да!» — ответила Любка с вызовом.
Она возненавидела химичку, химию, а заодно и физику с математикой. А тут навернулся Сенька из восьмого «А». Противный этот Сенька с острым кадыком и всегда потными руками. Верзила и второгодник. Знаменитый в школе трепач. Сначала он на нее только посматривал, а потом стал врать разные глупости: что она красивее всех девчонок в школе, что он встретил их класс, когда они шли из спортзала, и просто закачался, увидев, какая у нее фигура, что она настоящая Бриджит Бардо, что все мальчишки в его классе влюблены в нее. Так он трепался, двигая своим кадыком, но — удивительно! — Любка уже не бежала от него, не говорила себе: «У, противный!», а слушала, и даже с удовольствием. «Вот какая я мальчишница, — утешала она себя, — я на него плюю, а он все равно не отстает».
А кончилось все дрянно, очень дрянно. Как-то Сенька уговорил ее пойти на вечеринку. Собиралась компания из двух восьмых: пять мальчиков, четыре девочки. Пятая Любка — Сеньке в пару. Покупали только фруктовую, но мальчишки принесли вино. Пили, танцевали, играли в фанты, в бутылочку. Сенька все время выбирал ее. А потом они как-то очутились в той маленькой комнате, куда девочка-хозяйка велела складывать пальто. В комнате было темно, тесно, душно. Сенька стиснул Любку так, что она не могла шевельнуться, присосался к ее губам, она толкалась, пытаясь вырваться, потом задохнулась и вдруг обмякла, ослабла…
И стал Сенька ее «первым». Придумал ходить к ней, будто помогать по математике, а сам только ждал случая. Не любила она его ничуть, никогда. Был он ей противен, всегда противен, да-да, всегда!
Однажды утром Любка проснулась с такой ненавистью, что сказала громко: «Будь ты проклят, поганый». Решила — никогда ничего у нее с ним больше не будет. Никогда она не уступит, никогда его не увидит. Не пошла в школу. Но он пришел после занятий сам. Она его прогнала: «Не приходи больше, ненавижу. Не надейся. Ненавижу. Понял — не-на-ви-жу».
А он пришел опять. Она закричала, схватила со стола пластмассовую хлебницу, бросила ему в лицо. Разбила нос. Она хотела б его убить! Он прогнусил: «Ты еще пожалеешь» — и убежал.
Вскоре пошли в школе шепотки. Шепотки и смешки. Шепотки вились вокруг Любки как мухи. Роились и множились, жужжали в ушах. Шелестели за спиной, шуршали под ногами, как сухие листья.
И однажды в солнечный зимний день, когда Любка выбежала с одноклассниками из школы, рослые парни, Сенькины приятели, зашвыряли ее комьями гнусной ругани, похабных насмешек.