Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Тони закричал:
— Бобби, последний твой шанс! Черт побери, выходи!
Тишина. Сердце бешено колотилось в груди.
— Пора кончать, — прошептал Фрэнк.
— Если мне не изменяет память, в прошлый раз первым шел ты, — сказал Тони.
— Да.
— Сейчас моя очередь, — сказал Тони.
— Я знаю, ты ждал этого.
— Да.
— Всем сердцем.
— Которое сейчас скачет в горле.
— Иди, он твой, тигр.
— Прикрой меня.
— Коридор слишком узок, когда ты войдешь, я сразу потеряю тебя из виду.
— Я согнусь в три погибели.
— Давай,
Живот похолодел. Тони сделал два глубоких вдоха, пытаясь успокоиться, но от этого легче не стало: сердце забилось еще чаще и сильнее, чем прежде. Пригнувшись, Тони проник в фойе, выставив вперед руку с револьвером. Он торопливо прошел по скользкому кафельному полу и замер у порога комнаты, вглядываясь в темноту и каждое мгновение ожидая получить пулю в лоб.
Комната была освещена узкими полосками света, проникавшими сквозь неплотно задернутые гардины. Тони рассмотрел неподвижные тени: стулья, столы. Комната, кажется, была набита громоздкой и дорогой мебелью. Полоса света падала на красную бархатную обивку софы и освещала геральдическую лилию ажурной конструкции на боковой панели.
— Бобби!
Нет ответа.
Где-то тикали часы.
— Мы не будем стрелять, Бобби!
Тишина. Тони замер. Он слышал, как дышит Фрэнк. Медленно, осторожно Тони выпрямился. Он нашарил на стене выключатель и повернул его. На потолке вспыхнула люстра, на абажуре были изображены сценки корриды. В комнате никого не было.
Сзади подошел Фрэнк и молча указал на закрытый шкаф в фойе. Тони отступил в глубину комнаты. Фрэнк, держа револьвер у живота, резко распахнул дверцы шкафа. Внутри валялись пустые коробки из-под обуви и висели два пиджака.
Стараясь не подходить близко друг к другу, чтобы не представлять для Бобби легкой мишени, они пересекли комнату. У стены располагался застекленный шкафчик со странно большими железными петлями: внутри желтели грязные рюмки. Посередине находился громадный восьмиугольный стол с бронзовой инкрустацией. Софа и стулья были обтянуты ярко-красным плюшем и украшены золотой бахромой с черными кистями. На окнах висели оранжевые парчовые гардины. Ноги утопали в ядовито-зеленом ковре.
Тони и Фрэнк прошли на кухню. Здесь царил хаос. Холодильник был раскрыт настежь. Консервы, кастрюли, коробки — все было сметено с полок и валялось на полу. Кто-то в ярости топтал их: осколки стеклянной посуды хрустели под ногами Тони и Фрэнка. На желтом кафеле, как розовая амеба, расплылась и застыла лужа вишневого сока. Повсюду поблескивали кроваво-красные вишенки. Печь была залита шоколадом и усеяна кукурузными хлопьями. На столе лежали соленые огурцы, сухие спагетти. На беленой стене горчицей было выведено слово:
КОКОДРИЛОС.
Фрэнк шепотом спросил:
— Что это?
— Испанское слово.
— Что оно значит?
— Крокодилы.
— При чем здесь крокодилы?
— Не знаю.
Они не понимали, что делать дальше. Тони чувствовал, что опасность сгущается над ними. Хотел бы он знать, из какой двери она возникнет. Они заглянули в кабинет, набитый мебелью. Бобби там тоже не оказалось. Тони и Фрэнк пошли обратно в фойе, откуда двери вели в две спальни и ванную.
Первая спальня и ванная были пусты.
В другой спальне они вновь оказались среди беспорядка: одежда была выброшена из шкафа и разбросана по всей комнате. Белье валялось на полу, висело на спинке кровати, громоздилось на столике. Почти все было изорвано и выпачкано. Рукава и воротники разлетелись далеко от рубашек, пуговицы от пиджаков рассыпались по всей комнате. Последняя деталь свидетельствовала о том, что разъяренный человек действовал с разрушительной методичностью.
Но кто же это делал? Тот, кто имеет зуб на Бобби? Сам Бобби? Но зачем ему рвать собственную одежду? При чем здесь крокодилы? Тони подумал, что они слишком поверхностно осмотрели квартиру и поэтому что-то наверняка не заметили. То, что могло дать ключ к пониманию всего хаоса.
Из спальни дверь вела во вторую ванную комнату, которую они еще не проверяли. Дверь была закрыта.
Фрэнк направил в ее сторону револьвер и, не сводя с нее глаз, прошептал:
— Если он не ушел раньше, то он там. Больше ему негде прятаться.
— Кому?
Фрэнк удивленно посмотрел на Тони.
— Бобби, разумеется, кому же еще.
— Ты думаешь, он сам перевернул все вверх дном?
— А-а... ты что думаешь?
— Мы что-то пропустили.
— Да? Например?
— Не знаю.
Фрэнк двинулся к двери в ванную. Тони, не двигаясь, прислушивался. Было тихо, как в могиле.
— Кто-нибудь обязательно там есть, — шепнул Фрэнк.
Они встали по обе стороны от двери.
— Бобби! Ты слышишь меня? — крикнул Фрэнк. — Хватит там торчать! Выходи с поднятыми руками.
10 секунд, 20, 30. Фрэнк взялся за ручку и медленно повернул ее вниз: тихо щелкнул язычок замка. Фрэнк толкнул дверь и отскочил к стене, укрываясь от возможной пули или ножа. Но никакой стрельбы, никаких бросков не последовало. Единственное, что они почувствовали, это была невыносимая вонь, отвратительный запах мочи и кала. Тони сморщился.
— Господи!
Они зажали носы.
В ванной никого не было. Лужи мочи покрывали кафельный пол. Стульчак, унитаз, даже стекла двери душа — все было измазано калом.
— Господи, что здесь произошло? — промычал сквозь зажатый ладонью рот Фрэнк.
На стене темнела надпись, выведенная калом:
КОКОДРИЛОС.
Тони и Фрэнк, путаясь в разбросанной одежде, поспешно вернулись на середину комнаты, но так как дверь в ванную осталась открытой, в комнате было невозможно находиться из-за мерзкого запаха, и Тони с Фрэнком вышли в фойе.
— Тот, кто это сделал, действительно ненавидит Бобби, — сказал Фрэнк.
— А теперь ты согласен, что это не Бобби сделал?
— Конечно, не он. Зачем бы он так изгадил в собственном доме? Волосы встают дыбом при воспоминании.
— Мерзко, — согласился Тони.
Живот, сведенный судорогой, болел, и сердце лишь понемногу начало успокаиваться. Фрэнк убрал оружие, вынул носовой платок и вытер градом кативший с лица пот.
Тони положил в кобуру пистолет и сказал:
— Нельзя сейчас уходить отсюда. Слишком многое неясно и в этом следует разобраться на месте.