Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
— Нет, нет. Мы считаем не количество заказов, а число посещений.
Ничего не понимая, Хилари сказала:
— Я, наверное, с ума сошла: ничего не понимаю.
Мишель раздраженно махнул рукой:
— Тони расписал мне стены. Я хотел расплатиться с ним, но он не взял деньги. Он согласился получать за работу обедами. Я предложил сто. Он — двадцать пять. Наконец, мы сошлись на пятидесяти. Он совершенно не ценит своей работы: вот что меня злит.
— Эту стену расписал Тони? — спросила Хилари.
— Он разве не говорил?
— Нет.
Тони смущенно улыбался.
— Вот почему он купил «джип», — продолжал Мишель. — Тони уезжает в горы и рисует.
— Он мне сказал, что ездит в горы кататься на лыжах.
— И это тоже. Но в основном он отправляется туда, чтобы работать. Но легче вырвать зуб у крокодила, чем заставить Тони рассказать о своих картинах.
— Я дилетант, — ответил Тони. — Что может быть скучнее глупых рассуждений дилетанта об искусстве?
— Но фрески — не дилетантская работа, — сказал Мишель.
— Конечно, нет, — добавила Хилари.
— Вы хвалите меня, потому что вы мои друзья, но у вас нет специальной подготовки, чтобы профессионально разбирать мою работу.
— Он получил две премии, — сказал Мишель Хилари.
— Премии? — взглянула Хилари на Тони.
— Ничего особенного.
— Первые премии, — добавил Мишель.
— На каких выставках? — допытывалась Хилари.
— Не очень важных.
— Он мечтает о свободной жизни художника, — вставил Мишель, — но ничего не делает, чтобы мечта осуществилась.
— Потому что это только мечта, — ответил Тони. — Нужно быть дураком, чтобы серьезно рассчитывать на это. Художник не получает зарплаты. И пенсии тоже.
— Но если бы ты продавал картины две в месяц, даже в половину их реальной стоимости, то имел бы намного больше, чем в полиции, — рассуждал Мишель.
— А если не удастся продать ни одной картины, — ответил Тони, — чем заплатить за квартиру?
Мишель обратился к Хилари:
— У него все комнаты забиты картинами. Он сидит на мешке денег, но даже пальцем о палец не ударит.
— Он преувеличивает, — сказал Тони Хилари.
— Я сдаюсь, — воскликнул Мишель. — Может быть, вам удастся его переубедить? — потянулся Мишель к Хилари и, уже уходя, добавил: — Двадцать один.
— Двадцать три, — повторил Тони.
По дороге домой Хилари спросила:
— Почему не попробовать предложить картины какой-нибудь галерее?
— Не возьмут.
— Но ты даже не обращался никуда.
— Хилари, картины не так хороши...
— Но фрески замечательны.
— Существует разница между искусством и размалевыванием ресторанов.
— Те фрески — настоящее искусство.
— Я повторяю, ты не специалист и не можешь судить об этом.
— У меня есть знакомый владелец галереи, Стивенс. Почему бы не показать работы ему?
— Мне тяжелы отказы.
— Могу поспорить, он не откажет.
— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
— Но почему?
— Мне надоел этот разговор.
— Ты тяжелый человек. О чем же поговорить?
— Давай поговорим о погоде или выясним, не хочешь ли ты меня пригласить на стаканчик бренди?
— Не согласишься ли ты зайти на стаканчик бренди?
— С удовольствием. А какая марка?
— "Реми Мартин".
— Самая лучшая, — улыбнулся Тони. — Но не поздно?
— Если не зайдешь, мне придется выпить одной.
— Я не могу этого позволить. Никогда не прощу себе, что так обидел тебя.
Они сидели на тахте у камина и смотрели на огонь, потягивая «Реми Мартин».
У Хилари слегка кружилась голова от выпитого и от близкого присутствия Тони. Ей было легко с ним. Привлекательный мужчина. Высокий. Смуглый. Сильный. Основательность и самоуверенность полицейского. Очень нежный и чуткий. Она уже представляла себя в его объятиях, когда приятное течение мыслей было прервано телефонным звонком.
— Черт! — воскликнула Хилари.
— Неприятный звонок?
Хилари упорно смотрела на телефонный аппарат, который звонил не переставая.
— Хилари.
— Я уверена, это он.
— Кто он?
— Мне звонят...
Телефон не умолкал.
— Мне постоянно звонят и молчат в трубку. Я думаю, это какой-нибудь маньяк, прочитавший в газете о Фрае.
Звонки не прекращались. Хилари поднялась и неуверенно подошла к аппарату. Тони встал рядом.
— Это он. Кто бы еще звонил так долго, — сказала Хилари.
Тони поднял трубку.
— Алло!
В ответ — молчание.
— Дом Томас. Говорит инспектор Клеменса.
Раздались частые гудки.
— Повесил трубку. Наверное, не ожидал. Следует сменить номер.
— Да, я уже решила сделать это.
— Я позвоню утром в понедельник в телефонную службу и скажу, чтобы поставили другой номер — так решили в полиции.
— Это возможно?
— Конечно.
— Спасибо, Тони.
— Не волнуйся. Считается, что по телефону пугают людей мелкие хулиганы. На преступление они обычно не идут.
— Обычно?
— Почти никогда.
— Не очень утешительно.
— Может быть, я еще останусь не надолго? Вдруг позвонят?
— Спасибо. Но я верю тебе. Это не опасно. Если бы он что-то задумал, то не стал бы звонить, а пришел бы сюда. Тем более ты отпугнул его: он подумал, что у меня дома дежурит полиция.
— Тебе вернули пистолет?
Она кивнула.
— Я сделала все так, как мне сказали: зарегистрировала оружие и заплатила штраф — теперь все в порядке.
— Сегодня он тебе вряд ли позвонит.