Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Хардести с любопытством посмотрел на Тони.
— Хорошо, мы взяли мертвеца и провели необходимую обработку.
— По дороге сюда нигде не останавливались?
— Нет.
— С тех пор как вам передали тело и до отправки его на самолете, оно оставалось без присмотра?
— Без присмотра? Минуту или две. Мы торопились закончить побыстрее, потому что нужно было успеть отвезти тело в аэропорт на рейс до Санта-Розы. Вы не скажете мне, почему вас это интересует? Чего вы хотите?
— Не знаю. Но, может, ваш рассказ позволит мне разобраться. Труп был набальзамирован?
— Конечно. Мы обязаны бальзамировать трупы, которые перевозят пассажирским транспортом. Закон предписывает перед отправкой извлекать внутренние органы и бальзамировать тело.
— Извлекать?
— Боюсь, что вам неприятно будет услышать. Дело в том, что внутренности представляют для нас большие трудности. Наполненные разлагающимися остатками пищи, эти органы разрушаются значительно быстрее остальных тканей. Чтобы неприятные запахи и громкие звуки от выходящих газов не будоражили прощающихся и чтобы сохранить тело, необходимо вытаскивать органы, чем больше — тем лучше. Мы используем телескопическое приспособление с крючком на конце. Мы вставляем его в анальное отверстие и...
Тони почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и он махнул рукой, чтобы Хардести замолчал.
— Спасибо. Я получил представление.
— Я предупреждал, что это неприятно.
— Не очень, — согласился Тони, выдавливая из себя слова. Он закрыл рот ладонью и кашлянул. Комок не исчезал. Возможно, он не уйдет, пока я здесь, подумал Тони.
— Хорошо, — сказал он вслух. — Я услышал все, что хотел услышать.
Нахмурившись, Хардести о чем-то задумался, потом сказал:
— Не знаю, что вы ищете, но есть одна деталь, связанная с Фраем.
— Что именно?
— Это случилось через два дня, как мы отправили мертвеца в Санта-Розу. В субботу после полудня. Позавчера. Позвонил какой-то парень и сказал, что хочет поговорить с тем, кто бальзамировал тело Фрая. В субботу я работаю — выходные в среду и четверг — и поэтому взял трубку. Этот человек ругался за то, что я сделал работу кое-как. Но это неправда. Я старался, как только можно стараться при таких обстоятельствах. До того как труп попал на стол, он уже пролежал несколько часов на солнце, потом — ночь в холодильнике. А еще эти раны, да и коронер вскрывал труп. Позвольте сказать, мистер Клеменса, тело к этому времени находилось в дурном состоянии. Я имею в виду, что уже невозможно было поправить внешний вид умершего. Кроме того, я не отвечаю за косметическую часть работы. Это должны были сделать в Санта-Хелене, в похоронном бюро. Я пытался объяснить звонившему, что это не моя вина, но он мне и слова не дал вставить.
— Он не назвался?
— Нет. Он все более и более раздражался. Кричал и визжал, как сумасшедший. Я подумал, что это, наверное, родственник умершего, обезумевший от горя. Поэтому я старался спокойно слушать его вопли. Но потом, когда он зашелся в истерике, он назвался Бруно Фраем.
— Что-что?
— Да. Сказал, что он — Бруно Фрай, и предупредил, что, возможно, в один прекрасный день придет сюда и разорвет меня на части за то, что я с ним сделал.
— Что он еще сказал?
— Все. Когда он начал нести несусветную чепуху, я понял, что звонит ненормальный, и повесил трубку.
Тони после слов Хардести точно ледяной водой окатили. Он похолодел изнутри и снаружи. Сэм Хардести заметил состояние Тони.
— Что случилось?
— Я просто подумал, достаточно ли трех человек, чтобы назвать это массовой истерией?
— Что?
— Вы не обратили внимание на голос звонившего?
— Почему бы об этом спрашиваете?
— Очень низкий голос?
— Прямо грохотал.
— Такой хриплый, грубый?
— Совершенно верно. Вы знаете его?
— Боюсь, что да.
— Кто он?
— Если я скажу, вы не поверите.
— Попробуем, — сказал Хардести.
Тони покачал головой.
— Простите. Это служебная тайна.
Хардести был разочарован, выжидательная улыбка покинула его лицо.
— Мистер Хардести, вы нам очень помогли. Спасибо, что вы уделили время и любезно ответили на вопросы.
Хардести пожал плечами.
— Ничего особенного.
«Кое-что особенное как раз и есть, — подумал Тони. — Действительно, кое-что. Но, черт побери, я не понимаю, что это все значит».
Тони вышел из здания и направился к машине. Хлопнув дверцей «джипа», он повернулся к Хилари. Она нетерпеливо спросила:
— Ну? Он бальзамировал тело Фрая?
— Еще хуже.
— Что? Еще хуже?
— Лучше бы тебе не знать об этом.
Он рассказал о телефонном звонке в похоронное бюро; о человеке, говорившем с Хардести, о том, что этот человек назвался Бруно Фраем.
— А-а-а-а, — тихо протянула Хилари. — Забудь теперь о коллективном психозе. Вот доказательство!
— Доказательство чего? Что Фрай жив? Но это невозможно! Я не буду упоминать отвратительные действия, совершенные над телом Фрая, достаточно знать, что он был набальзамирован. Какая уж тут кома, если вместо крови в жилы напускают консервирующую жидкость.
— Но, по крайней мере, звонок доказывает, что кое-что необычное все-таки случилось.
— Да-а, — задумчиво сказал Тони.
— Об этом можно сообщить твоему капитану?
— Нет, ни в коем случае. Гарри Лаббок скажет, что это был розыгрыш, и только.
— Но голос!
— Этого недостаточно, чтобы убедить Гарри.
Она вздохнула.
— Что ж дальше?
— Нам следует хорошенько обдумать дело со всех сторон. Может, мы что-то упустили.
— Давай обдумаем за ленчем. Я проголодалась.
— Где ты хочешь остановиться?
— Поскольку мы оба очень устали, я бы хотела посидеть в уединенном местечке.
— Отдельная кабинка в «Кейзи»?
— Прекрасно, — ответила Хилари.
Бруно Фрай вытянулся на полу фургона-"додж" и попытался заснуть. Это был не тот фургон, на котором он приехал в Лос-Анджелес неделю назад. Ту машину конфисковала полиция. Но Джошуа Райнхарт, душеприказчик Бруно Фрая, обратился в Лос-Анджелес с заявлением вернуть автомобиль домой. Этот фургон был темно-синего цвета с тонкими белыми полосками вдоль корпуса. Вчера Фрай расплатился за машину наличными в автомагазине на окраине Сан-Франциско. Это была красивая модель.