Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Тони поцеловал Хилари в уголок рта.
Она сказала.
— Наконец, необходимая сумма была собрана. Я собиралась к отъезду. Заплачу им еще раз, и все.
Хилари задрожала. Тони плотно прижал ее к себе.
— В тот день, вернувшись с работы, — продолжала она, — я пошла на кухню... Эрл прижимал Эмму к холодильнику. У него был пистолет. Стволом он упирался Эмме в зубы.
— Боже!
— У Эрла был... Ты знаешь, что такое белая горячка?
— Конечно. Галлюцинации. Немотивированный страх. Как правило, это случается с хроническими алкоголиками. Я имел дело с больными белой
— Эмма плотно сжимала зубы, Эрл давил, уставив в них ствол, вопил как сумасшедший, что изо всех стен на него лезут черви. Он проклинал Эмму за то, что она пустила их, и требовал, чтобы Эмма остановила страшных червей. Я попыталась с ним заговорить, но он не слушал. Черви не переставали падать со стен, вот они у его ног, Эрл разъярился и нажал спусковой крючок.
— Господи!
— Я видела, как разнесло ее лицо.
— Хилари!
— Я должна говорить.
— Ладно.
— Я никому об этом не рассказывала.
— Я слушаю.
— Когда он выстрелил, я побежала прочь. Я знала, что прежде чем добегу до входной двери, он убьет меня: поэтому я бросилась в свою комнату. Я захлопнула дверь и заперлась на ключ, но Эрл выстрелом вышиб его. Теперь всю злобу он решил выместить на мне. Эрл тотчас забыл о Эмме. Он выстрелил в меня. Рана оказалась неопасной, но крови натекло много и потом долго жгло так, словно в живот ткнули раскаленной кочергой.
— Он выстрелил только раз? Что спасло тебя?
— Я его зарезала.
— Зарезала? Откуда ты взяла нож?
— Я хранила его в комнате. С восьми лет. Слава Богу, до этого не приходилось пускать его в ход, но я всегда чувствовала, что когда-нибудь моя жизнь в их доме кончится плохо, поэтому на всякий случай держала нож. Как только Эрл выстрелил, я сразу ударила его ножом. Как и моя, его рана оказалась не страшной, но Эрл очень испугался, увидев кровь. Он выскочил из комнаты и помчался обратно, на кухню. Он стал кричать, чтобы Эмма сделала что-нибудь, чтобы прогнала червей, пока они не почуяли запах его крови. Но Эмма не двигалась, и Эрл выпустил в нее всю обойму. Рана страшно пекла, в голове мутилось, но я сосчитала все выстрелы. Поняв, что пистолет разряжен, я, держась за стену, направилась к входной двери. Но у Эрла были еще патроны. Он вставил полную обойму. Он увидел меня и выстрелил, но промахнулся. Я из последних сил добежала до комнаты, захлопнула дверь и придвинула к ней тумбу. С кухни по-прежнему доносились вопли Эрла, он что-то кричал о червях, об огромных пауках на окнах. Выстрелы не прекращались. Эрл, наверное, сотни полторы пуль всадил в тело Эммы. Оно превратилось в кровавую кашу. Потом, когда я заглянула туда, кухня напоминала бойню.
Тони кашлянул.
— А что с ним?
— Когда приехала полиция, он застрелился.
— А ты?
— Неделю пролежала в больнице. Вот, шрам на память.
Они некоторое время молчали. За плотными шторами и стеклами кашлял ночной ветер.
— Не знаю, что и сказать, — первым нарушил молчание Тони.
— Скажи, что любишь меня.
— Да.
— Скажи.
— Я тебя люблю.
— Я люблю тебя, Тони.
Они поцеловались.
— Я не представляла себе, что смогу так полюбить. Всего за неделю ты
— Ты очень сильная.
— Силу мне дал ты. Даже больше. Каждый раз, вспоминая о случившемся, я каждый раз переживаю весь ужас заново, как если бы это случилось вчера. Но сейчас мне не было страшно. Я говорила, а сама была спокойна, как будто все случилось не со мной. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому, что все происшедшее в Чикаго, стрельба и прочее, все теперь позади. Меня это уже не беспокоит. У меня есть ты, ты обновил мою жизнь. Ты уравновесил чаши весов. И даже склонил их в мою пользу.
— Ты же знаешь, что мне тоже не обойтись без тебя.
— Знаю. Нам хорошо вместе.
Они помолчали. Потом Хилари сказала:
— Есть еще одно объяснение, почему воспоминания о жизни в Чикаго утратили для меня значение.
— Какое?
— Это связано с Бруно Фраем. Сегодня я поняла, что мы с ним в чем-то похожи. Кажется, он, как и я, много натерпелся от своей матери. Но он сломался, а я — нет. Сломался такой сильный мужчина, а я выдержала.
— Я же говорю, что ты сильная и твердая, как гвоздь, — сказал Тони.
— Разве я твердая? Попробуй. Что, твердая?
— Не здесь, — сказал он.
— А здесь?
— Нет. Ты очень нежная.
— Это совсем другое.
— Какое оно теплое и нежное.
Хилари сжала в руках член Тони.
— Вот это твердое, как гвоздь, — улыбнулась она.
— Показать?
— Да, да, покажи.
Они занялись любовью.
Когда Тони входил в нее сильными, нежными движениями тепло разливалось волнами наслаждения по всему телу. Хилари знала, что отныне все будет хорошо. Любовный акт давал ей уверенность в будущем. Бруно Фрай не возвращался из могилы. На нее не нападал ходячий труп. Завтра доктор Радж и Рита Янси встретят их и все расскажут, загадка Бруно Фрая перестанет существовать. Двойника арестуют. Все закончится благополучно. Она навсегда останется с Тони, и ничто их не разлучит.
Потом, уже засыпая, они услышали громкий раскат грома, прокатившийся по долине, который гулким эхом отразился в горах. В голове у Хилари вспыхнула странная мысль: гром — это предупреждение. Знак, чтобы я была осторожнее и не слишком полагалась на свои силы.
Хилари, не обдумав этой мысли, не заметила, как заснула.
Фрай оставил Лос-Анджелес, повернул на север, проехал дорогой, вдоль моря и выскочил на автобан.
Темноту впереди разрезали, как скальпели, два острых луча света. Всю дорогу Бруно Фрай думал о Кэтрин.
Сука. Что она делает в Санта-Хелене? Неужели она вернулась в дом на вершине? Если да, то это значит, что она вновь заправляет всем хозяйством. Попробует ли она заставить его остаться? Остаться и подчиняться ей во всем, как и прежде?
Мысли его путались. Он не мог думать логически, как бы ни заставлял себя. Рассудок не подчинялся, и это пугало его.
Может, стоило где-нибудь остановиться и немного поспать? Отдохнув, он, возможно, будет лучше соображать.
Но потом Фрай вспомнил, что Кэтрин сейчас в Санта-Хелене, и мысль о том, что она сейчас строит ему какую-нибудь ловушку, пугала его больше, чем временное помутнение в голове.