Отродье
Шрифт:
По первости ночевала на земле, разводя малый костерок. Но после того, как наведались к её стоянке волки, стала забираться на деревья, укладываясь на ночь в развилках толстых сучьев. Да только от рыси или от медведя таким порядком не убережешься, и приходилось Стояне дремать вполглаза.
Ночью боровая чащоба становилась еще страшнее, еще грознее. То филин насмешливо ухнет, то неясыть жутко заулулюкает. А то еще - ино выпь на болоте забубухает, ино леший в дуду свою дует, заставляя сердце замирать от страха. По земле ежи бегают – пыхтят да сопят. А иной раз и рысь
Сожмется Стояна в клубок, съежится на суку трепещущей птахой и шепчет молитву: «Убереги мя, Велес-батюшко, от чад твоих. От когтей вострых, от клыков яростных. Сбереги меня в бору - травинку малую, былинку слабую средь чащобного народа твоего. Не погубив топи зыбучей, выведи из дремучей чащи». Пошепчет-пошепчет, да и провалиться в дрему, уповая на милость Велеса.
Уж седмица пролетела, осьмой день на исходе. А конца боровому краю как не было, так и нет. Взятый в дорогу харч, как Стояна его ни тянула, закончился. Осталась в котомке последняя горбушка хлеба. Приберегала её Стояна до времени, как совсем худо станет. Сама же то с куста ежевичного иль смородинового ягод пощиплет, то на земляничную поляну наткнется, то грибов вечером на костерке обожжет – вот и пропитание.
Пробираясь сквозь чащобу, набрела Стояна на обильный малинник с крупными спелыми ягодами. Утоляя голод, увлеклась, протискиваясь осторожно вглубь колючих зарослей, туда, где ягод было больше. Невдалеке вдруг послышался вздох, ворчание и над верхушками кустов поднялась косматая медвежья голова с перепачканной малиновым соком мордой. Дожевывая малину, медведь уставился на Стояну маленькими черными глазами. А та, обомлев от ужаса, и пошевелиться не могла. Медведь вытянул шею и шумно втянул запах вторгшейся в его владения гостьи. Протяжно фыркнул, и, отвернув голову в сторону, ухватил губами малиновую гроздь.
– Прости, батюшка боровой хозяин, - залепетала Стояна плохо повинующимся голосом. – Не ведала, что твоя вотчина. Не губи, хозяин, отпусти подобру-поздорову. За угощение благодарствую.
И стала шажок за шажком пятиться, стараясь не глядеть зверю в глаза. А тот, объев приглянувшийся куст, вновь обратил взгляд на Стояну и поднялся на задние лапы. Так и стоял, глядя, как она, выбравшись из малинника, медленно отходит в лес. Только лишь потеряв из виду медведя за зарослями, Стояна бросилась бежать. Уже после, придя в себя и переводя дух у лесного ручейка, подумала она: «Уж не у самого ли Велеса в облике борового хозяина я угощалась?».
К исходу десятого дня донесся до путницы далекий стук топоров – не иначе, вырубка поблизости. А там, поди, и до Зареборья рукой подать. До делянки добралась Стояна уж в сумерках. Долго смотрела из-за деревьев с опаской на дюжину загорелых мужиков в посконных портках и рубахах, сидевших у костра с подвешенным над ним котлом.
«Боровой хозяин не тронул, так неуж люди своего роду-племени обидят?». И, выйдя к огню из сумеречного леса, поклонилась.
– Здравы буди, люди добрые. Дозвольте у огня побыть.
Дровосеки удивленно оглядели вышедшего из лесу парнишку с исцарапанным
– Садись, хлопче, - отозвался низким голосом один из мужиков, чернобородый, с пронзительными темными глазами.
– А ну, двиньтеся, братушки.
Стояна, ободренная словами, приблизилась и села чуть позади.
– Чего жмешься за спинами?
– обернувшись, усмехнулся молодой дровосек, позади которого примостилась Стояна. – До котла чрез мою голову тянуться будешь? Тут садись.
И хлопнул широкой ладонью обок себя. Делать нечего. Втиснулась Стояна меж мужиков, чувствуя по бокам крепкие плечи лесорубов. Котел сняли с огня, кто-то подал ей ложку.
– Хлебай, хожалый, - подмигнул сосед.
После многодневного полуголодного житья дровосеково варево показалось Стояне отменным кушаньем.
– Благодарствую, хозяева, - насытившись, поблагодарила она.
– Во здравие, - откликнулся чернобородый, сказавшийся старшим. – Сам-то кто?
– Путник, - уклончиво ответила Стояна.
– И куда путь держишь?
– В Зареборье. Далеко ли?
– Ежели с рассветом в дорогу тронешься, к полудню дойдешь.
Для ночевья у лесорубов были землянки. Стояна спать внутри отказалась, сославшись на теплую ночь.
– Как знашь, - зевнув, подал ей валяную подстилку чернобородый. – Волка увидишь, голос подай.
Расстелив войлок поближе к угасающему огню, Стояна провалилась в сон. Спала так крепко, что не сразу почувствовала, как кто-то настойчиво трясёт её за плечи.
– Эй, хлопец, подымайся. Заря уж рдеет. Да просыпайся ты.
Открыв сонные глаза, Стояна увидела насмешливый взгляд молодого парня, рядом с которым сидела вчера.
– Чегось?
– Утро, говорю. В дорогу тебе пора.
Стояна села, зевнула, потерла лицо ладонями и ахнула, когда длинная русая коса скользнула с плеча. Дровосек, подбадривающе подмигнув, подал ей шапку.
– Надевай, хлопче. Да крепче натягивай.
Весь сон мигом слетел. Стояна собрала косу и нахлобучила шапку, исподлобья косясь на побудчика.
– Ступай, покуда парни не прознали, что за краса на костерок наш забрела. Люд тут всякий, неровен час обидят тебя. На-ко тебе съестного малость на дорогу. Вона по просеке ступай, она на дорогу выведет. А там до Зареборья прямой путь.
И протянул узелок холщовый.
– Пусть хранит тебя светлая Лада, - принимая узелок, потупилась Стояна.
Глава 9
Прошагав по просеке полторы версты, выбралась Стояна к наезженной дороге, на кою выводили боровые тропы из Зареборских вотчин. Присев передохнуть у ручейка, развязала узелок с угощением – хлеба горбушка да вареного мяса ломоть. Насытившись и запив водой из родника, снова пустилась в путь. Тут уж ходьба далась веселее. А как вынырнула дорога из-под лесного полога на широкий простор, да завиднелся вдалеке на высоком речном берегу Заребоский кром – тут уж ноги сами понесли.