Шрифт:
Отряд апокалипсиса
Тимофей Печёрин
Замок одержимого
1
Проснувшись однажды утром, Сиградд из клана Снежного Барса и подумать не мог, что едва успеет снова опуститься ночь, как прежняя его жизнь пойдет прахом. Все, к чему он привык и что успел в этой жизни полюбить — со всем этим предстоит распрощаться.
Но еще больше Сиградд, сын славного Торда удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что сам он при этом останется жив.
Жизни вне родного клана
Ведь и утро-то очередное, казалось, вовсе не предвещало беды. Совсем наоборот. Наконец-то унялась снежная буря, бушевавшая три ночи и три дня кряду. А громадные и темные, зловещие точно чудовища из сказок, тяжелые снеговые тучи сменились привычной пеленой. Серой пеленой, закрывавшей небо в дни обычные, погожие.
Кто-то даже похвастался в то утро, что видел-де лучи солнца, на миг-другой, прорезавшие эту пелену. Кто-то из детей, не ведавших еще цены собственным словам. Всерьез не воспринимали эти байки, наверное, даже сверстники тех хвастунов. Ибо как выглядит солнце и насколько прекрасны его лучи, когда пронзают мрак, помнили в этом мире уже разве что глубокие старики.
Впрочем, и без солнца имелся повод для радости — целых два даже.
Во-первых, коль гнев Отца-Неба унялся, люди клана смогли покинуть, наконец, свои душные и тесные землянки. Где под одной крышей со скотиной пережидали бурю, сгрудившись поближе к пламени очага. И слушали вой и рев, доносящийся снаружи. Да вздрагивали всякий раз, когда очередной порыв злобного зимнего ветра казался особенно сильным. Способным смахнуть землянку, словно муху, заодно с ее обитателями.
После тех дней и ночей, исполненных тревожного и оттого особенно мучительного безделья отрадным казалось уже просто выйти на свежий воздух. Да пройтись по окружавшим селение Барсов снежным просторам на лыжах или снегоступах. Но лучше было, разумеется, совместить наслаждение зимней свежестью с чем-нибудь полезным. С какой-нибудь работой. Ну, хотя бы с уборкой снега, из-под которого кое-где едва только верхушки крыш выглядывали.
Но было еще и «во-вторых». Снегу намело и впрямь в изобилии. А на снегу этом, свежевыпавшем, следы зверей и птиц виднелись особенно четко. Трудно не заметить. И еще труднее… не воспользоваться.
Вот потому едва ль не все мужчины клана, от суровых бородачей до безусых юношей, с утра же отправились на охоту. Обещала она быть доброй — щедрой на добычу. Так что даже сам Гуннульв Железнобородый, вождь Барсов порывался участвовать. Несмотря на преклонные годы и хромоту, оставшуюся после войны с кланом Белых Лис прошлой зимой, был вождь все еще могуч и выглядел тоже внушительно. Ни дать ни взять — великан с Ледового Рубежа. И хвастал время от времени, что еще под силу ему одной рукой свалить любого из молодых оболтусов.
От вылазки охотничьей, Гуннульв, впрочем, все-таки отказался. Поврежденная в войну нога не пустила, напомнив о себе назойливой ноющей болью.
А вот Сиградд ни причины подобной не имел стоять в стороне, ни, признаться, желания. Позорным и глупым казалось ему прохлаждаться в такой день, суливший богатую поживу. Не говоря уж о том, что лентяй-охотник, лентяй-воин и сам по себе был позором для своего клана.
Снег вкрадчиво шуршал под лыжами, покуда Сиградд двигался в направлении близлежащего леса. И предвкушал добычу на зависть другим охотникам. Оленя… покрупнее. А еще лучше медведя, отчего-то вышедшего из спячки и потому злобного как дюжина драконов.
О, если ему удастся свалить шатуна в одиночку да приволочь в селение его тушу, всю дорогу окроплявшую снег свежей кровью — тогда и стар и млад назовут Сиградда, сына Торда самым сильным, самым смелым охотником в клане. И прекрасная Лута… тогда-то она точно поймет, кто ей нужен. Оставит, наконец, колебания. И согласится на помолвку.
В радостном предвкушении добрался Сиградд до опушки. Где остановился, чтобы перевести дух. А заодно осмотреться и решить, куда идти дальше.
Впереди темнела стена из сосен и кедров. За спиной виднелись во множестве дымные столбы — от костров и очагов в селении Снежных Барсов. В погожий день разглядеть это скопище землянок, окруженное частоколом, было легче, чем вспугнуть зайца.
А где-то сбоку…
Короткий хрипловатый вскрик, полный отчаяния и страха, привлек внимание Сиградда. Рывком обернувшись в его сторону, охотник в первую очередь заметил волков. Целую стаю из почти десятка зверей. Что тоже сочли этот день благоприятным для охоты.
А добычей лесным хищникам суждено было стать человеку. Не Сиградду, конечно. Он-то был не по зубам даже этой стае. По собственному мнению, по крайней мере. Но вот другой человек — одинокий путник, невесть каким ветром занесенный в эти края, не мог сказать о себе того же.
По-старчески сгорбленный… он и впрямь был стариком. Сиградд понял это, мельком увидев лицо путника под капюшоном дорожного плаща. Окружив, волки, скалясь, надвигались на него. И голодная слюна капала из их пастей на снег.
Старик неуклюже замахивался на них посохом. Что нисколько не пугало зверей. О, только не страх перед увесистой палкой не давал волкам прыгнуть разом и разорвать, наконец, бедолагу. Скорее всего, звери ждали, когда на рывок этот, роковой для старика, решится вожак. А может, не настолько были голодны, чтобы спешить.
Вот старик вскрикнул, в очередной раз, вскидывая посох — в надежде выбить таким способом еще мгновение-другое жизни. А в следующий миг заметил Сиградда.
— Добрый человек, — надтреснутым голосом, едва сдерживая кашель, обратился он к охотнику, — помоги, а! Не оставь слабого на расправу.
Донельзя жалобно прозвучал этот голос. Особенно здесь, рядом с зимним лесом и рядом с волчьей стаей. И если мгновение назад Сиградд еще колебался, то теперь сомнения отпали. Вынув из-за спины лук, охотник наложил на него стрелу и послал в сторону ближайшего из хищников.