Отшельник
Шрифт:
В сотовом снова сработал автоответчик, и по икрам вверх от его пальцев потянулись маленькие огненные искры. Потому что его руки ласкали, массировали, гладили, разгоняя кровь в замерзших ногах, пока он смотрел мне в глаза, и в расплавленной патоке точками поблескивал зарождающийся огонь. Отшвырнуть его руки не хотелось. Мне было приятно и тепло. И мозг прорезала догадка, что это он перенес меня на диван и укрыл пледом. А потом? Он что – сидел в своем кресле и смотрел на меня? От этой мысли стало очень неуютно.
– Мама не отвечает… я могу позвонить ее подруге?
Кивнул и сжал мои щиколотки, а потом тихо и хрипло сказал.
– Завтра во всех комнатах этого
И я не знаю, что меня ошарашило больше – его слова или голос тети Аллы в трубке.
– Алло. Здравствуйте, тетя Алла. Это Надя. Я не могу дозвониться маме.
– Надяяя, о боже! Ты где пропала, моя хорошая? Мама извелась вся! Мы уже заявление в полицию подавать хотим.
Я перевела взгляд на Огинского.
– У меня все хорошо, я работаю. Здесь очень плохая связь и звонить получается редко. Вот сейчас я ей не дозвонилась. Как Митя?
– Митя хорошо! Операция прошла успешно, и у него прекрасные прогнозы. Наденька, ты представляешь – у Мити появился спонсор. Мы не знаем – кто это. Но этот святой человек оплатил все расходы и по проживанию, и по питанию. Абсолютно все. У Мити самые лучшие врачи и лучшее оборудование. Потом Митю отправят на реабилитацию. Твоя мама говорит, что, если бы не мысли о том, где ты и как ты, она бы с ума сошла от счастья. Они, видно, на процедуры пошли. Ты позвони ей потом, как сможешь. Она все расскажет.
Я смотрела на Огинского, а он на меня. Я не знаю, было ли ему слышно, что говорит тетя Алла, но это и не важно. Во мне проснулось совершенно странное чувство, и я пока не могла дать ему определения. Когда я отключила звонок, то лишь смогла тихо выдавить из себя:
– Спасибо. За Митю.
Он вдруг резко встал во весь рост и забрал у меня сотовый.
– “Спасибо” слишком дешево стоит, Надя. И не представляет из себя никакой ценности, как и любые слова. Переодевайся. Мы едем гулять в город.
И чувство благодарности тут же испарилось, а вместо него появилось понимание, что за все, что Огинский сделал для моего брата, мне придется платить, и он возьмет с меня двойную цену. Такие, как этот, никогда не продешевят. Хотела сказать это вслух, но прикусила язык. Вспоминая слова Ларисы. Ничего. Если она не врет, то я вырвусь отсюда… потом, когда Митя с мамой приедут домой. А пока надо играть. Пусть я не умею, но да, я умная девочка, я научусь.
ГЛАВА 18
Не вечная ли это насмешка любви,
что женщина не может любить того, кто любит ее?
Он повез меня в город в этот раз без водителя. Сел за руль сам. Это было более странно, чем все, что происходило до сегодняшнего дня. Нет, я не могла сказать, что он изменился, и вряд ли кто-то и когда-то смог бы это сказать об Огинском. Изменилось его отношение. И это пугало сильнее, чем его грубая жестокость и вечный сарказм. Ведь за них так легко ненавидеть и держать оборону, а то, что происходило сейчас, обезоруживало. Мою комнату не запирали и за мной по пятам не ходил Истукан. Огинский молчал. Включил музыку и вдавил педаль газа, приподняв верх машины. На улице было тепло по сравнению со всеми другими днями, и солнце приятно щекотало лицо. Я бросала на него мимолетные взгляды и тут же отводила глаза, а потом смотрела снова и снова. Он был красив какой-то непривычной глазу красотой. Не общепризнанной и слащавой. А до невероятности мужественной,
– Куда мы едем? – наконец-то отважилась спросить.
– В город. Выберем тебе платье на вечерний прием и погуляем. Ты ведь никогда не гуляла по городу?
Повернулся ко мне, и солнце отразило миллиарды демонов в его светло-медовых глазах. Я так и не определилась, какого они цвета. В уголках морщинки и губы изогнуты в улыбке. Иной. Не омерзительно циничной. А в омерзительно ослепительной. Уж лучше бы он скалился, как обычно. В голову вдруг пришла мысль, что он должен очень сильно нравиться женщинам. Этот дьявол. И он нравится. Они ведь не знают, какое он чудовище. Хотя этого пока не знала даже я. И именно сейчас его поведение заставляло начать верить, что, возможно, мои первые впечатления были неверными. И именно здесь и начиналась моя самая огромная ошибка. Позволять себе думать, что он лучше, чем есть на самом деле.
– Не гуляла. Лариса обещала повозить и… и не успела.
Бросил на меня быстрый взгляд и снова на дорогу, прибавляя скорость.
– Умеешь водить машину?
– Нет, конечно.
Даже усмехнулась. Машину. С ума сойти. У меня и велосипеда не было. Только трехколесный в детстве.
– А хотела бы?
– Наверное… да.
Вскрикнула, когда мы резко тормознули на обочине, и он вышел из автомобиля, обошел машину и открыл мою дверцу, протянув мне руку. Я судорожно сглотнула, глядя ему в лицо и на то, как ветер треплет его черные густые волосы, ломая аккуратность и идеальность.
– Садись за руль.
– Нееет, – резко мотнула головой.
– Почему? – искренне удивленно.
– Я же… я же не умею.
– Ну и что. Я научу.
Глаза горят очень ярко и обжигающе, заражая каким-то безумием. В нем оно искрилось и потрескивало статикой в воздухе. Казалось, я могу его потрогать руками. Сумасшедшее обаяние. Ему невозможно не поддаться, при этом все еще испытывая дикую неприязнь где-то вдалеке отголосками, но ее заглушает музыка и вибрирующий рядом с ним воздух соблазном на риск.
– Ну же. Давай.
Решительно вложила руку в его ладонь, и он сжал мои пальцы. Прикосновение опалило кожу, хотелось вырвать руку и в то же время хотелось чувствовать этот кипяток. Контрастом по моим холодным пальцам. Я села за руль и выдохнула, кусая губы и распахивая широко глаза.
– Вау. Как это… как это странно.
– Управлять чем-то мощнее и опаснее тебя всегда странно.
Глаза в глаза. Невыносимые. Звериные. И страшно, и дух захватывает. И “вау” уже звучит где-то внутри. Положил мои руки на руль и наклонился вниз, поставил ногу на педаль.