Отступник
Шрифт:
В трубке послышались гудки. Я отложил ее в сторону и осторожно выбрался из постели. На шкафу в углу скотчем была приклеена записка.
«Холодильник сломался. Вызови мастера. Зачем разбил зеркало в ванной?»
Нина, как всегда, была предельно лаконична. Нет чтобы написать пару ласковых слов, о том, как она меня любит или как… Господи, какое яркое сегодня солнце! От его лучей аж глаза резало. А может, всему виной эти нервные болячки. Я крепко зажмурился, потряс головой, пытаясь разогнать зеленые круги, пляшущие перед глазами, а потом опустил взгляд на пол в поисках тапочек. И тут… И тут я почувствовал, как волосы на загривке у меня встают дыбом. На полу, на линолеуме
Со стороны могло показаться, словно кто-то вырезал отпечаток ноги из металла, накалил его и приложил к линолеуму. На краях вплавленный след даже немного обуглился. Я осторожно повел головой. Худшие мои подозрения подтвердились — на линолеуме было еще три отпечатка. Словно кто-то прошел от кровати до двери в прихожую.
В следующий миг я рванулся с кровати, выскочил в прихожую. Нет, там линолеум был другой, термостойкий — никаких следов. А может, дело вовсе не в этом? Все еще жмурясь от яркого солнца, я вернулся в спальню, сдвинул прикроватный коврик, так, чтобы хоть отчасти скрыть отпечатки ног. Судя по всему, домой мне сегодня торопиться не стоило. Как объяснить Нине, откуда взялись эти отпечатки? А в самом деле, откуда они взялись? Я попытался припомнить события накануне. Потом этот странный сон… Сон! Во сне мое тело словно горело! Но ведь на самом деле этого быть не могло!
Морозилка холодильника напоминала обгоревший остов танка. Словно кто новогоднюю шутиху внутри рванул. Стенки и продукты внутри обуглены, по-другому и не скажешь. Хорошо погулял. Вот тебе и вещий сон. Или не сон это вовсе.
Опустившись на кухонную табуретку, я обхватил голову руками и сильно задумался. Что-то слишком уж много за последнее время происходило странных событий. Эта схватка в подворотне. Я ведь никогда не был «героем реслинга». И этот странный сон… Кстати, о сне… Ванная. В записке было сказано, что зеркало в ванной разбито.
Я встал и, пытаясь собраться с мыслями, отправился в ванную комнату.
Все точно, зеркало на ящичке над раковиной оказалось разбитым. Осколки лежали в раковине. Абсолютно верно. Само стекло как-то помутнело. Странно. Я наклонился, разглядывая осколки. И тут до меня дошло… Нет, в первый миг я своим глазам не поверил. Дрожащими пальцами я выудил из груды осколок побольше и поднес его к лицу, потом отодвинул его в сторону, посмотрев боком. Оказалось, если смотреть на осколок зеркала под углом, то он был обычным, как и положено быть осколку, а вот когда я смотрел на него прямо, он становился мутным, и… в этой мути можно было разглядеть батарею и развешенное белье у меня за спиной. Но ведь это невозможно! В осколке зеркала, если я подносил его к лицу, должна отражаться моя перекошенная рожа, а не батарея. Я что — человек-невидимка? Я посмотрел на свои руки, ноги. Нет, все на месте, совершенно материального вида.
Вновь потряхивая головой, я вернулся в комнату. А что если… Я вернулся в комнату, осторожно потянул дверцу шкафа, на обратной стороне которого было большое — во весь рост — зеркало. Нет, я ожидал чего-то необычного, но реальность, открывшаяся мне, превзошла мои самые фантастические ожидания. Отступив от зеркала на пару шагов, я сел на край кровати и уставился на собственное отражение — смутный, полупрозрачный силуэт, сквозь который можно было разглядеть противоположную стену. Только трусы оставались единственной материальной вещью.
Я схожу с ума! Мне нужен психиатр! Нет, психоаналитик… или как его там… психотерапевт.
Часы пробили двенадцать…
В час совещание. Еще раз мысленно прикинув, что лучше: попасть на совещание или на прием к психотерапевту, я решил, что лучше отправиться к Филимонычу. Он с утра и так был злой, а если меня вовремя не будет… Тем более что за прошлые подвиги
Приняв решение, я «зашевелился». Кушать я не хотел. Итак… Погода. Что у нас с погодой? Прикрывая глаза ладонью от яркого солнечного света, я выглянул на балкон. Тут меня ожидало еще два странных, если не сказать более, открытия. Во-первых, никакого солнца на улице не было. Темные мрачные тучи ползли по небу, буквально цепляясь за крыши высоток, и тем не менее яркий дневной свет меня слепил. И второе — перила моего балкона выглядели так, словно кто-то подержался за них раскаленными руками — железо оплавилось, поплыло, и на нем четко можно было различить отпечатки десяти пальцев, — судя по размеру ладони — моих пальцев.
Ладно, все загадки на потом. Вечером разберемся, что к чему. Сейчас главное: Филимоныч и это совещание, будь оно неладно. И еще: нужно найти солнечные очки. Кстати, что у меня с глазами? Вот новая проблема нарисовалась…
На совещание я все равно опоздал. Когда я вошел в кабинет Пеликана, все уже расселись по жердочкам. Кроме наших там присутствовали прокурорские Миша и Гриша — хоть они и не были братьями, но были на одно лицо, круглые, холеные, морды хоть циркулем обводи, сразу видно — следаки. В углу у огромного горшка с фикусом расположилась Сора Абрамовна — дама в летах, спец в криминалистике, но человек пренеприятнейший. Иногда, глядя на нее, я начинал мысленно оправдывать Раскольникова и шарить за спиной в поисках топора. Вот и сейчас, надув шейные складки и выпучив глаза, которые и без того напоминали глаза лягушки, она взирала на собравшихся свысока, словно это был ее кабинет, а не Пеликана.
А сам Пеликан, опершись обеими руками на стол, навис над Игоряшей и Филимонычем и громко излагал, плюясь слюной.
— Что происходит? Вы можете мне объяснить или нет? Вчера, поехали разузнать про авто, устроили с малолетками перестрелку. Теперь черт знает сколько времени отмываться будем… Сегодня не лучше: по ночной сводке — убито двое малолетних. У одного шея сломана, другого машина сбила… И, как всегда, папаши из мэрии, и следов никаких. Вы что, хотите, чтобы я погоны потерял? Так я не один звезды с плеч стряхивать буду! — тут он сделал паузу, заметив меня. Внимание Пеликана тут же переключилось. — А у вас к тому же дисциплинка! Совещание назначено было на час дня. К этому времени можно было бы и проснуться, и на работу добрести, так что с вас, Ященко, рапорт, почему вы изволите на работу опаздывать.
Я открыл было рот, чтобы рассказать о миозите и своей нелегкой судьбе, но Филимоныч меня опередил.
— Борис Борисович, видите ли, у капитана Ященко миозит…
— Да хоть геморрой! — взвыл Пеликан. — И вообще, Виктор Филимонович, с каких это пор вы стали адвокатом?
— А змеиный яд в один вечер миозит лечит, — вставила свои полкопейки Сора Абрамовна.
Эх, как в этот миг мне хотелось поймать ее в темном углу и выдавить целый тюбик змеиного яда ей на язык, чтобы в следующий раз неповадно было. Но, увы, это было не в моей власти. Единственное, что мне оставалось делать, так это незаметно проскользнуть на свое место за столом.
— Тем более… — тут Пеликан сделал многозначительную паузу, обвел всех сидящих сверкающим взглядом, а потом продолжал много тише: — Так что никакой миозит нашего брата оправдать не может, вот при поносе другое дело. При поносе преследовать преступников никак нельзя, поскольку понос, а по-научному диарея… — тут он замолчал, поняв, что перегнул палку. — С вас, Ященко, рапорт, а мы вернемся ко второму странному случаю… Женщина, молодая и красивая, сбросилась с пятого этажа. В квартире была вечеринка, так что гуляющие не сразу заметили ее отсутствие, и бродячие собаки успели ободрать ей лицо и шею, — после этого он перевел взгляд на Сору Абрамовну.