Отступник
Шрифт:
– Это малый клан, в нем всего лишь трое: моя жена, Ника-альбинос, ты ее видел, и Дина. Их главная обязанность — ухаживать за рожденными с отклонениями, — Саша указал куда-то в сторону от Гимназии. — Тут недалеко есть памятник подпольщикам. Там парень и девушка, но вид у них, будто они слепые... ладно, бог с ним. Куда теперь?
– Может быть, ты пойдешь отдыхать, а мне дашь какую-нибудь книгу? У тебя ведь много книг? — сказал Олег, которому очень хотелось сказать что-то в поддержку, но он не находил верных слов для этой ситуации.
Глава 13
В ПОИСКЕ ЛЁГКИХ ПУТЕЙ
ОБОЙТИСЬ БЕЗ РАЗОЧАРОВАНИЙ...
– Милый, Кацо вернулся, — в дверях появилась ухоженная, очень привлекательная женщина в длинных одеждах из шелка.
– Пусть войдет, — царь сделал глоток остывшего напитка, который по вкусу едва ли напоминал довоенный чай, но все-таки был похож коричнево-золотистым цветом.
– Ты ужинать будешь?
– Нет, Лена, спасибо. Накорми нашего грузинчика и сама поешь.
В отсутствие посторонних правитель и его жена называли друг друга: «Лена», «Рома», «милый», «дорогая». Но стоило появиться лишним ушам, как Лена тут же превращалась в благородную царицу Елену, а Рома в не менее благородного царя Романа.
– Принес? — спросил царь чернявого одиннадцатилетнего мальчишку.
Тот молча поклонился и передал листок, сложенный вчетверо.
– Иди на кухню, тетя Лена вкусные отбивные приготовила. И перед сном обязательно помойся, а то чумазый совсем.
Мальчуган кивнул. В этом доме он не был посторонним.
Царь развернул листок, где его четким почерком было написано:
«Любезный Гоги, сегодня я, Роман, сын Ильи, правитель Великого Лакедемона, после заката изволю посетить твой дом для дегустации продукта с пивоварни, отданной тебе в концессию нашей Общиной».
На обратной стороне шла неровная строчка ответа:
«Шду срадастию прихади дарагой».
Роман усмехнулся, бросил бумажку на стол. Даже если кто-то посмел бы перехватить царского вестового, ничего подозрительного в этих каракулях он не обнаружил бы. Правитель сел за стол, взял из стопки верхний документ. Это был сводный отчет о ежегодной переписи населения Лакедемона и вассальных деревень. Статистика неутешительная, можно сказать, удручающая. Везде, даже в столице, заметная депопуляция. Люди вымирают. Где-то быстрее, где-то медленнее. И стоит ли надеяться, что когда-нибудь ситуация изменится?
Роман не считал себя мягким человеком. Если во имя собственного благополучия надо было отнять чью-то жизнь, он делал этот шаг не задумываясь. К инакомыслию всегда относился с подозрением, а при слове «гуманизм» морщился. Но сейчас он поставил перед собой цель: сохранение народа, вне зависимости от сословий или места обитания. Цифры смертности внушали
Но вот, кажется, впервые забрезжила надежда.
Самым крупным поселением после Лакедемона была Беглица — задворки Миусской Политии, впрочем, это всегда была деревня. Однако поначалу, как свидетельствовала перепись Шестого года после Великого Коллапса, людей в Беглице обитало даже больше, чем в столице, теперь же в два с половиной раза меньше, и нельзя сказать, что этот факт мог хоть как-то удивить. Ядовитые воды Азовского моря, радиация, мутанты, да и просто жизнь без простейшей медицинской помощи, с ежедневной каторжной работой, с недородами и эпидемиями не располагали к длинной жизни. Но вот что интересно: два года назад население Беглицы составляло 97 человек, а год спустя — 110. Это, конечно, мелочь. Ее можно было объяснить внутренней миграцией, скажем, из Красного пахаря или Золотой Косы, даже из Малой Федоровки. Или из всех этих поселений разом. Но вот отчет за нынешний год. В клеточке напротив «Беглица» стоит цифра 132. Более того, в двух соседних деревнях убыль тоже остановилась. И этот феномен зафиксирован в самом экологически неблагоприятном районе. Каким образом? Люди приспособились? Или здесь что-то другое?
Вопросы не давали покоя. Ответы на них, как чувствовал правитель, должны быть просты до гениальности. Вздохнув, Роман поднялся. Обязательно надо выяснить причину, ведь в Беглицу уходят концы еще одного очень любопытного дела...
Накинув на себя перевязь с шашкой из знаменитого Златоустовского була та и нацепив на пояс кобуру со «Стечкиным», царь вышел в гостиную, которую освещали прикрепленные к стенам факелы. Чтобы случайно не поджечь дом, пламя было забрано в металлические отражатели, а на полу стояли емкости с водой, в которые падали угольки. «Хорошо жили в замках, сплошной камень, гореть нечему, да и челяди толпа, для присмотра...» — подумал Роман, запирая кабинет.
В доме второго по значимости человека лакедемонской Общины слуг не имелось. Еду готовила царица, а два раза в неделю приходила рабыня, забирала одежду для стирки. Раньше она же и прибиралась, но в последние пару лет ее заменил Кацо, мальчик, которого Роман забрал в трехлетнем возрасте у овдовевшего трактирщика Гоги. Многие в Лакедемоне считали царя чуть ли не аскетом, но они ошибались. Правитель не жалел свечей и масла для огня, его жена имела самые изысканные наряды из довоенных тканей, красивая мебель и старинные вещи украшали интерьер дома, а к обеду подавались различные вкусности. Отсутствие слуг объяснялось самым простым образом: царь никому не доверял.
– Лена, — негромко позвал он и залюбовался вошедшей женщиной.
В мерцающей полутьме зала ее белая кожа казалась мраморной, а сама царица — статуей, прекрасной ожившей Галатеей. Платье из развевающегося синего шелка доставало до пола, отчего точеная фигура казалась еще стройней. В вечернее время не видны были морщинки под глазами, и незаметны серебряные прядки в черных волосах, заплетенных в «рыбий хвост». Перед ним стояла вечно молодая богиня, мечта поэтов всех времен и народов. Но Роман не чувствовал себя Пигмалионом. И если бы он был Парисом, а боги вручили бы ему яблоко раздора, то вряд ли оно досталось бы Афродите, сколько бы прелестниц та не сулила.