Отступник
Шрифт:
– И кто это тут у нас? Братва, поглядите! Это же монах, в реку меня с вьюнами! – Парень подошел, почти уперев стволы ружья мне в лицо. – Не дергайся, или я тебе твою святую голову в клочья разнесу.
– Сиротка, ты монаха не пугай, а то он от страху еще в штаны наложит.– Взорвались в диком хохоте его товарищи.
– Так это ж, он того, ну ранен сильно. Как бы он тут сам копыта не отбросил. – Нашелся Сиротка, шмыгая носом картошкой.
– Врежь ему как следует, Сиротка. Давай, а то Выдра выкинет тебя из нашей стаи. – Крикнул суховатый бандит в одних штанах и с перевязанными на голое тело лентами патронташа. Он восседал спереди, держась руками за рулевую вилку мотоцикла.
– А то, ты, Сиротка, и сезона в нашей стае не провел. Лично я, да вот и Голыш, ни разу не видели, как ты хоть кого-нибудь
Голыш и Колита издевались над молодым парнишкой, стараясь вывести его из себя. Чтобы тот проявил свою агрессии на мне.
Парнишка трясся, четыре ствола выплясывали перед моим лицом. Даже через грязный слой на его лице виднелось, как он покраснел.
У меня же перед глазами все плыло. Сильно штормило, я с трудом стоял на трясущихся ногах. Меня не надо было бить. Стоило парню ткнуть в меня стволами, я бы упал, не совершая никаких попыток к сопротивлению.
– Колита, ты знаешь, что наш Сиротка и ползуна мелкого завалить не сможет, а тут монах великого Ордена! – Махнул рукой Голыш. Видно имя он свое получил, потому что использовал в своем гардеробе минимум одежды, щеголяя в одних рваных штанишках до колен.
– Да пошли вы! – Взорвался парень. Четыре ствола на миг исчезли, а по лицу заехал большой приклад обмотанный ветошью. Пучок иск вырвался перед глазами. Я, не удержав равновесия, упал на песок. Чувствуя, как теряю сознание, словно проваливаясь в вечную темноту. Возможно, так чувствуют себя эти пустоголовые симбионты, что были настигнуты некрозом. Мир вокруг потерялся, я словно повис в воздухе. Рядом со мной появился Рид, изуродованное лицо источало неукротимое желание мести. Он, занес над моей головой искривленный клинок сабли, желая отсечь мою голову. Щелчок. Тишина.
Глава 5. Волк
Дым костра щипал веки, ноздрей касался знакомый до боли запах горевших с треском пален. Музыка, такая громкая и совсем не привычная для моего слуха, с грохочущим эхом разносилась по округе, словно взрывающиеся гранаты.
Все тело ломило болью. Я с трудом разлепил вспухшие веки, пытаясь сквозь туманную пелену что-то разглядеть. Вдали большой костер играл языками пламени, освещая окрестности. Большие тени сновали вокруг, танцуя под дикую музыку. Слышался хохот и громкие разговоры.
Я висел, привязанный к бетонному столбу, вершина которого упиралась в прозрачно-черное небо, осыпанное множеством мерцающих звезд. Ноги едва касались земли, застланной обломками кирпича и торчащими кусками проржавевшей арматуры. Мое тело опутывали цепи, их крепкие звенья сильно давили на грудь. Каждый вдох теплого воздуха отдавался сильным болевым уколом в ребрах.
Правая рука тоже была спутана цепью. А левая? Рука? Я быстро взглянул на нее, стараясь прогнать вырисовывающиеся в голове воспоминания. Ее не было. Кисти левой руки. Все же это не сон, Хан действительно отстрелил мне руку. Она была замотана грязным бинтом, от которого разило уже знакомой вонью специальной мази, основанной на травах и корнях водорослей Донной пустыни. Говорят, такой отвар мог приготовить только истинный шаман кочевников. Мазь имела свойство к быстрому заживлению ран. Да и плечо перетянули новой повязкой, так же разящей мазью кочевников. Меня определенно опоили чем-то дурманящим. Перед глазами все плыло, какая-то пелена тумана окутала мой разум и приглушила боль.
Значит, кетчеры перевязали меня и опоили какой-то гадостью. Только для чего? Зачем я им? Они из тех, кто никогда не берет заложников, даже ради выкупа. Они убивают всех. Самая большая нажива для них это топливо для техники, которая является их домом и пристанищем. Они скитальцы Пустоши, звери, ее гнойный нарыв.
Музыка продолжала звучать. Свет от костра высвечивал самоход, на крыше которого разместилось пару бандитов с пулеметами. Еще ветряк, еле вращающий своими большими лопастями из-за полного штиля. Из распахнутого окна самохода, совсем рядом с раскрытой входной дверцей, торчало что-то похожее на раструб. Динамик, точно. Те, кто извергали эту адскую музыку, словно слуги сатаны, бьющие в барабаны перед розжигом своих костров, громко
– Не, ты погляди, Голыш. Наш Сиротка, и пить самогонку нормально не научился. А Грыз ему, мамми предлагает. Нет, малый, ты тут точно не выживешь. Тебе лучше будет назад в свой Арзамас топать. Там, у Тимерлана Гало своего под боком сидеть и прислуживать его величеству. – Колита, шатаясь, обернулся. В его руке была откупоренная фляжка. Он потряс ей и, убедившись, что внутри еще что-то плескается, с жадностью вылил в рот содержимое.
– Э, Колита, ты мне зубы не заговаривай! Чего к фляжке, как к родной, присосался? Оставь товарищу… – забормотал Голыш, понимая, что если вовремя не остановит напарника, тот от жадности выпьет последние остатки огненной воды, а жадный вожак Выдра, скорее всего, больше не выдаст и капельки.
– Все, держи. – Колита протянул фляжку Голышу и, стараясь не упасть, подошел к уже поднявшемуся Сиротке. Он взял его за шиворот, чуть приподнял и подтянул к себе, так что его заросшая щетиной морда с большим орлиным клювом уперлось в маленькое мальчишечье лицо.
– Ты, малявка, слушай меня сюда. Сейчас мы этого, – он мотнул своей башкой в мою сторону, – монаха-самоубийцу, отведем к Выдре, у нашего главаря к нему базар. Потом ты, чудо в пыли, нам с Голышем фляжку сэма организуешь.
– Ты что Колита? Где же я его возьму? – взмолился, шмыгая Сиротка.
– А может тебе в пятак твой врезать, кулаком? – Колита поднес к носу мальца огромный кулак.
– Нет, я что-нибудь, придумаю. – Обреченно вздохнул юнец, стараясь отвести лицо чуть дальше от грязного кулака.
– А кто сомневался! – Кетчер похлопал парня по щеке широкой ладонью. – Молодец Сиротка, далеко пойдешь, если тебя какой мутант не съест. Ха-ха-ха.
– Кокой мутант? – Отозвался доселе общающийся с фляжкой Голыш.
– Сам потом узнаешь. Выдра для нашего монаха дело нашел. – Ответил Колита, оттолкнув от себя пацана. – Пошли Голыш, надо монаха к батьке вести.