Отто фон Штиглиц
Шрифт:
Зашивать их в подкладку не стали. Андре сказал, что если спрятанные найдут на таможне, то точно отберут, а так задекларируешь и ввози на здоровье, ну пошлину возьмут небольшую.
Пришлось белогвардейцу ещё раз это повторять. Ситуация в их отряде вообще складывалась парадоксальная. Пять человек и четыре нации, ну Брехт или немец или русский, но эти представители уже имелись. И плюсом испанец и итальянец. Итальянец чуть знает французский и совсем чуть-чуть испанский. Испанец знает немецкий и английский и хуже французский. Брехт знает немецкий и похуже английский, а эмигрант белогвардейский французский и похуже немецкий. Потому говорили все сразу и все друг другу
Шоколад быстро кончился и галеты потом, а вот вопросы остались. Решили спросить на таможне, где можно монеты на франки бумажные поменять. Всем ещё через кучу границ перебираться и каждый раз светить испанское золото чревато. Как в той же Германии отреагируют на таможне, а как в СССР? Вообще финиш будет. Прямо там и расстреляют. За такую-то груду золота.
Кроме того Брехт ведь наметил мероприятие одно в Париже. Нет, он точно не знал, где в настоящее время находится объект поисков, но, скорее всего, всё же в Париже и, значит, там придётся задержаться. Разведать всё как следует. Потом сам акт и потом на дно залечь. Так что, франки понадобятся.
– Месье! – В дверь забарабанили.
– Да, – Брехт открыл дверь, а там стюард с какавой. Вот что значит каюта первого класса. А ведь какао это тот же самый шоколад. Наелись уже все.
– Иван Яковлевич, – умоляющие глаза Хуана.
– Андре, скажи ему, что нам надо десять таких кружек. Заплатим.
Вот что франк животворящий делает. Бегом этот гарсон убежал, увидев монету. За сдачей. Ну и за какао. Тут всему пароходу можно целый день его пить за такую монету.
Событие двадцать шестое
В стане батьки Махно.
– Батько, белого привезли!
– Расстрелять!
– Батько, красного привезли!
– Расстрелять!
– Батько, снова белого привезли!
– Расстрелять!
– Батько, пожалей, последний ящик остался…
Без приключений в Марселе не обошлось. Без стрельбы и прочих смертоубийств, но с бренчанием на нервах. Как и говорил кузнец и бывший белогвардеец Андрей Мартьянов с золотом особых проблем не возникло. Посчитал похожий на Энштейна мужчина на таможне монетки, взвесил, покусал и предложил заполнить декларацию. Предложил часть поменять в банке и адрес назвал. Не иначе там родственник работает. Так и оказалось. Сын, скорее всего, тоже с кучерявой головой и точно такими же очками на приличном носу. Этот кусать не стал, пошёл в соседнюю комнату опыты над монетами производить. Вышел через пятнадцать минут, гости пока кофе пили.
– Сколько монет вы хотите поменять? – ну, значит подлинные, так никто и не сомневался всё же в банке взяли, хоть и без спросу.
– По десятку.
– А скажите господин Рамон, а где-нибудь в городе есть обменники, где курс повыше? – Это «Весёлый Андре» влез.
– Я бы вам не советовал, – как-то нехорошо усмехнулся клон молодого Энштейна.
– Мы вас услышали, но всё же?
Молодой человек опять усмехнулся снисходительно и адрес на бумажке написал. Стикеров ещё нет и листочков нарезанных пачечками. А вот у товарища явно были. Не стикеры, а листочки. Разве не скреплённые. Взял из стопочки небольшой прямоугольник и, макнув ручку с золотым пером в чернильницу бронзовую богатую, вывел закорючки французские на белоснежной бумаге.
– Это не далеко. Руи Санте. Спросите,
– Спасибо за предупреждение. – Белогвардеец взял бумажку и решительно двинулся к выходу. Интербригада за ним потянулась. Кто его главным назначил?
Только Брехту командовать не хотелось. Шторм вымотал, и чего-то делать не хотелось, хотелось лечь на кровать, которая не качается … А нет сначала принять ванну, выпить чашечку кофе, а … А потом сходить в ресторан и чего морского съесть, омара, например, отомстить морю за все мучения. Омар он же из моря. Хозяин, вот и отвстить хозяину, съев его под Бужуле. А потом на кровать с белоснежной простынёй. Да, чёрт с ними с простынями, главное, чтобы она не раскачивалась. И минут шестьсот поспать в тепле и уюте.
Такси были множества видов. Изобилие. Из всех стран мира бибики. Вот что значит портовый город. Были маленькие Фиаты похожие на запорожцы первые – «Тополино» назывались. Но в него Андре вдвоём с Брехтом не влезут, а ещё с ними трое. И тут к банку подъехал «Паккард». Чёрный, красивый. Вот себе бы такую машинерию Брехт купил, в Спасске-Дальнем по грунтовке пыльной ездить. А за ним мальчишки местные бегут русско-корейские и руками машут и свистят. Красота. А на носу этого красавца мужик с диском серебряный, бежит куда-то. Нет. Точно красота. А вот купит он себе такую штуковину, привезут её в Ленинград, и он в Москву на этом чёрном красавце зарулит. Прямо к Кремлю подъедет на Красную площадь. Выйдет в белом костюме. А, блин, там зима, холодно в костюме, выйдет в белом пальто длиннополом и в белых штиблетах и пойдёт к Калинину за орденами и медалями. А Всесоюзный Староста головой укоризненно покачает и скажет …
– Иван Яковлевич, очнись, вот мы пролётку сняли.
Точно. Кроме автомобилей были и пролётки. Туда впятером понятно не влезть, но эти ухари, пока Брехт мечтам предавался, сняли две пролётки. Ну, Хуан – Ванька он тщедушный вместе с Брехтом и Федькой Лешим, тоже тощим, поместятся. А боровы немецкий и французский – во вторую.
Так, оглядываясь на «Паккард» чёрный и блестящий даже без солнца, и загрузился Иван Яковлевич в бричку эту. От лошади воняло. Потом, мочой ещё чем-то противным. От кучера, или как тут эта профессия во Франции называется, тоже воняло. Луком, чесноком, старостью и перегаром. Дедушка был вялый, еле вполз к себе на облучок, как-то по-другому в этих Палестинах называется, но не узнавать же. Тем более, французского не знает.
Едут они за вонючей, коричневой лошадкой и тут Иван Яковлевич, вертящий головой на все 180 градус, вдруг выхватил из вывесок слово «Кольт». И сразу двинул дедульку по спине. Тот спросонья, как там «покемарь на облучке, я быстро», чуть не упал, за вожжи, что есть мочи, дёрнул, его одр коричневый от испуга и резкости необычной встал на задние копыта, передними помахал перед отступившей публикой и, приземлившись на все четыре ноги, наделал большую кучу.
– Qe diable! Ce que l'enfer! Какого чёрта! – ух, ты, говорящая рыба, а дедулька-то русский.
– Ваше благородие, останови вот у этого магазина, – решил пошутить Брехт.
– Русский. Молод. Коммунист? – вся похмельная одурь со старичка слетела. Взгляд как через прорезь прицела. Да и не старичок. Придуривается. В районе сороковника, может, чуть больше.
– Немец.
– Тогда ладно. Немец, перец, колбаса. Чисто по-нашему говоришь.
– Учился. – А что правду же сказал – и немец и учился. Где неправда?
– Оружием интересуешься? – вопрос чуть странно звучал, как бы с намёком, ну, типа: «Может помочь?».