Отто фон Штиглиц
Шрифт:
– Срок истекает послезавтра утром. Пока Гитлер ждёт.
– Вот и подтолкнём.
– В сумке три гранаты, как вы и заказывали, и я сделал по вашему рецепту коктейль «Молотова». Его на самом деле придумал ваш премьер-министр?
– Понятия не имею. Но название прижилось …
А кто и когда на самом деле придумал эту зажигательную смесь и почему у неё такое название?
Глава 23
Событие шестьдесят третье
Я видел, как люди плачут в маршрутках, автобусах, в дорогих машинах. И, знаете что, я ни разу
Хоть бы раз всё пошло по плану. Ну, хоть один раз! Зачем тогда вообще планы строить? Фаталистом нужно стать. Иван Яковлевич ошарашенно смотрел на то место, где должен стоять автомобиль Манштейна. Та самая машина, на которой ездил Штирлиц – Mercedes-Benz 230 W143 отсутствовала. Вот ведь блин незадачливая незадача. Он через два квартала тащил гранаты с бутылками коктейля товарища Молотова, а Манштейт уехал. Может его Гитлер отправил Францию воевать?
Брехт постоял, соображая, чего теперь делать. Стоял не прямо на виду, мало ли, патруль какой по улицам ходит или прохожий, припозднившийся пройдёт, стоял за кустом, наверное, сирень или черёмуха. Нет ещё листьев, не разобрать. Куст и куст. Смотрел на место, откуда исчез «Мерседес» и расстраивался. И тут в доме генерала форточка открылась, и из неё стали еле различимые в свете, пробивающемся из-за отдёрнутой шторы, клубы дыма наружу выплывать. Стоять. Бояться. «Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес!». Если у Манштейна есть шофёр личный или адъютант, который его на «мерсе» катает, то этот геноссе должен где-то жить. Не спит же он в одной койке с генералом. Не те времена. Получается, вот оно что. Утром приезжает, пусть будет водитель, на «Мерседесе» к дому фон Манштейна, заходит, ждёт, пока генерал соберётся, тапки мягкие на сапоги бутылочные поменяет, и потом они вдвоём идут к автомобилю. А чего раньше Матроскин телеграмму не отправил? Теперь нужно новый план планировать. Утром под осуждающими взглядами прохожих лезть под машину и приделывать там гранаты – не вариант. Помогать же полезут. Советы давать. К чертям первый план. Способ, что позволил во Франции уменьшить количество генералов, тут не подходил. Нет многоэтажных домов поблизости. Сплошная «одноэтажная Германия».
Форточка стукнулась о раму, закрываясь.
– Дебилоид!!! – отругал себя Брехт. – Стоял, рассуждал. Точно – балбес, вот и нужно было сейчас бросать гранату в курильщика. – Не любовник же это к жене Манштейна пришёл. Тем более, что с большой долей вероятности, она с детьми в поместье фон Манштейнов. Родовом.
Сейчас тоже можно бросить. А если генерал пошёл в другую комнату? Балбес! Если ещё будут псевдонимы раздавать, придётся этот брать.
Иван Яковлевич ещё постоял под сиренью или черёмухой. Рисовалась только одна возможность устранения самого умного штабиста вермахта, нужно его просто пристрелить из пистолета. Улица не слишком многолюдная, под этим же кустом дождаться, когда приедет водитель и когда они вдвоём выйдут из дома, и пойдут к машине, нужно пойти следом, и как только генерал заберётся на сиденье, шлёпнуть водителя, а потом и самого Манштейна. Затем поджечь бутылку с коктейлем Молотова и забросить в машину, а самому вон в ту сторону драпать. Там заросли таких же кустов в центре улицы. Быстренько вывернуть куртку наизнанку и спокойно выйти на соседнюю улицу. Там лавочка под платанами. Сесть на неё и дождаться суматохи. Потом, когда все побегут к горящей машине, снять куртку, надеть пальто и шляпу и прошествовать, никуда не торопясь, до их нового домика.
– У вас есть план, мистер Фикс? Да у меня есть план. Да у меня целых три плана! На третьем и остановимся, мистер Фикс.
Опять стоп. Ещё нужно куда-то подбросить записку с указанием, что это непотребство сотворили патриоты из «Свободной Франции». Ну, можно её на порог дома генерала положить, всё равно по дороге. Камень в неё завернуть, чтобы ветром случайно не унесло.
Побрёл полковник, ища нестыковки или слабые места, в плане домой. В прошлый раз около девяти утра было, когда за Манштейном машина приехала, ну, часик можно и подежурить у тех кустов. Следовательно, нужно вернуться сюда в восемь утра. Так, что можно спокойно лечь спать. Конечно, как у настоящего Штирлица просыпаться по внутреннему будильнику у Ивана Яковлевича не получается. Так и лишнее это – есть настоящий будильник. Известной немецкой часовой компания Tutima, Брехт их
Звонок Брехта прямо подбросил. Долго ворочался, уснуть не мог. Всё корил себя, что гранату в окно не забросил, пока такая возможность была. А потом стал белых овечек считать, и помогло ведь. Бамс и раритетный будильник звонит. Семь утра. Спокойно проделал утренний моцион, сделал себе омлет из трёх яиц и крепчайший кофе. Две ложки вчера заранее натолок, правда, не для этой цели, хотел из местного шнапса кофейный ликёр сделать, отметить кончину Манштейна, но всё одно пригодилось.
Без пяти восемь с сумкой большой, в которой была бутылка с коктейлем и пальто его счастливое – коричневое, Иван Яковлевич стоял под этой черёмуховой сиренью. А может – бузина, у сирени вроде должны сухие соцветия остаться. Не было. Стоял под бузиной и убеждался, что первый план был лучше. Люди немецкие по тротуарам в обе стороны шастали. А тут посреди улицы стоит высокий тип с надвинутой на глаза кепкой, и у него рожа подозрительная, и большая сумка матерчатая, из остатков палатки пошитая. Ох, и подозрительный тип. И стоит, и стоит, да ладно бы курил. Так и не курит, просто столбом стоит. А чего прячется под черёмухой?
Вот так шли немцы, уберменьши проклятые (ubermenschen), и на Брехта подозрительно посматривали. Не выдержал психического давления полковник, глянул на брегет от Карла Фаберже и понял, что опять «балбес», чего припёрся в такую рань. Люди видимо торопились по делам. Многие ехали на лисапедах, за некоторыми, как и за Манштейном приезжали машины. Разные, но не особенно пафосные, не самый фешенебельный район города. Много было молочников. У забора стояли корзины с пустыми бутылками и подъезжающие на велосипеде, подростки с огромными, заполненными большими полутора или двухлитровыми бутылками багажными корзинами над передним колесом, меняли полные бутылки на пустые. Там же в корзинках очевидно и мелочь была, так-как звон монет слышался. Эти молоковозы тоже на Брехта оглядывались. Да, когда полиция будет искать преступника, то вся улица его опишет. Радовало лишь то, что он опять себе усики отрастил и чёрным карандашом для ресниц и бровей их сделал более заметными. Ну и кепка на глаза надвинута.
Фаберже показывали пятнадцать минут девятого. Если он тут ещё сорок пять минут простоит, то кто-нибудь обязательно полицию вызовет. Потому Иван Яковлевич решил сменить тактику. Пока тактику, не стратегию. Стал ходить из одного конца небольшой улицы к другому и обратно. Метров пятьсот из конца в конец. Сделал два круга, когда идёшь, то вроде и не пялятся на тебя люди. Мало ли человек прохожий, на тебя и на меня похожий. Прошёл, совершив полный круг, и снова часы достал из кармашка. Пятнадцати минут как ни бывало. Ещё два кружка и настанет час ИКС.
Событие шестьдесят четвёртое
– Моня, дорогой, сколько лет, сколько зим! Может быть, по рюмочке коньячку за мой счёт?
– А почему бы и нет?!
– Ну, нет, так нет!
Мерседес появился ровно тогда, когда Иван Яковлевич завершал третий круг, даже на часы можно не смотреть – около девяти. Вот она немецкая пунктуальность, а он припёрся заранее, да на целый час, как школьник на первое свидание. Был, правда, малюсенький плюс. Полковник нашёл гораздо более скрытное место, чтобы заменить куртку на пальто. Между двумя домами имелся заборчик высотой всего по колено, а за ним заросший какими-то кустами палисадник, вот это, скорее всего, и были сирени. Прошлогодних соцветий сухих полно.
Чёрное авто проурчало движком на малых оборотах и, обдав Брехта бензиновой вонью, проехало ещё метров сто и остановилось напротив дома Манштейна. Так и подмывало Ивана Яковлевича развернуться и поспешить следом, но заставил себя дойти до конца улицы и только потом повернуть, как раз застал момент, кода адъютант или водитель скрылся за дверью дома генерала. Снова взгляд на часы. Без пяти девять. Нужно было вот к этому времени и подходить. Эти сто метров Брехт преодолевал медленно, больше стоял, чем шёл, опять, должно быть, на него все пялиться начали. Радовало, то, что народа на улице почти не осталось, все кому надо ушли туда, куда им надо.