Отто Шмидт
Шрифт:
Несомненно, научная общественность страны, пережившая невзгоды и трагедии военного времени, «изголодавшаяся» по научному общению, приветствовала появление новых масштабных идей, достойных обсуждения. Кроме того, само имя Шмидта служило своеобразной гарантией доброкачественности самих идей и перспективности предлагаемых направлений в их дальнейшей разработке. Теория Шмидта обозначила также стык наук, целый узел совместных перспективных разработок для представителей многих научных направлений и специальностей.
Одними из первых на новые теоретические разработки Отто Юльевича откликнулись географы. Еще в октябре 1945 года президент Всесоюзного географического общества академик Л. С. Берг в связи с предстоящим 100-летним юбилеем Географического общества сделал Шмидту следующее предложение: «Мы были бы вам, Отто Юльевич, весьма признательны, если бы вы не отказались выступить во время юбилейных заседаний с докладом о Вашей новой теории образования Земли. Мне лично Ваша теория очень симпатична, и я убежден, что Земля никогда не была расплавленным шаром» (1959, с. 442). Примечательно, что этот интерес у географов сохранялся и позднее, судя по письму профессора (будущего академика) С. В. Калесника: «Я всегда очень увлекался вопросами космогонии, — да мне, как географу, иначе и нельзя было. Говоря о Земле и ее развитии,
Это неудивительно, если учесть, что в постановке проблемы по Шмидту намечалась система взаимосвязей между различными науками в объяснении причин возникновения Земли и планет и их современного состояния. Поскольку сами науки, перечисленные выше, находились на различной стадии своего развития, их взаимодействие рождало множество задач более низкого уровня, решение которых стимулировало бы дальнейший прорыв. Уже за одно это научное сообщество должно было бы благодарить академика Шмидта.
Документы показывают, как одновременно с ухудшением здоровья новая гипотеза, все больше и больше обретая статус теории, занимает мысли Шмидта. В отчете 1947 года Отто Юльевич особо отметил: «Моя личная работа сосредоточена на дальнейшем развитии и обосновании той теории происхождения Земли, планет, двойных звезд, основные положения которой были опубликованы мною в 1944 году. В отчетном году был достигнут важный этап в логическом обосновании теории, а именно была доказана принципиальная возможность захвата в задаче трех тел, что было опровержением прочно укоренившегося в науке предрассудка. Геофизические последствия новой теории происхождения Земли были рассмотрены в докладе на Всесоюзном географическом съезде, конференции астрономов в г. Ленинграде, совещании по строению Галактики, космогонии и космологии» (Архив АН СССР, ф. 496, оп. 2, д. 356, л. 2).
Показательно внимание, проявленное научной общественностью к последним разработкам единственного Героя Советского Союза среди членов Академии наук, несмотря на голод, переживаемый страной после неурожая 1946 года, и послевоенную разруху. «С самого начала статьи и доклады Отто Юльевича пробудили огромный интерес к его исследованиям. Например, когда в январе 1947 года в ленинградских газетах появилось сообщение о том, что 31 января на пленарном заседании Второго Всесоюзного географического съезда состоится доклад академика О. Ю. Шмидта «Новая теория происхождения Земли и планет», слушатели заполнили не только конференц-зал Академии наук, но и прилегающие комнаты, и даже лестницу, так что докладчика пришлось провести на кафедру через запасной вход.
Но одновременно с волной широчайшего интереса нарастала и волна критики. Привлекая внимание к слабым местам, эта критика способствовала развитию исследований. Однако, к сожалению, часто вместо обсуждения общего направления исследований О. Ю. Шмидта, в которых были и достижения и недостатки, изолированно рассматривались одни только недостатки» (Левин, 1959, с. 69).
На следующий год он продолжил разрабатывать проблему возможности захвата, прочитал для сотрудников института четыре лекции, вводя их тем самым в курс самых последних достижений. Отто Юльевич был удовлетворен результатом дискуссий по его теории, состоявшихся в Ленинграде в марте 1947 и декабре 1948 года, а также в Геофизическом институте в Москве (Матвеева, с. 213), где его поддержали Л. Э. Гуревич и А. И. Лебединский.
Но прогрессирующее ухудшение здоровья заставило Отто Юльевича обратиться в президиум с просьбой об освобождении с поста директора института. Период организационной деятельности для Отто Юльевича завершился, и теперь он целиком сосредоточился на своих учениках и дальнейшем развитии своей теории. А до начала космической эры, ознаменовавшейся запуском первого нашего спутника и полетом Гагарина, оставалось так немного…
Отказавшись от руководства институтом, Отто Юльевич вскоре ощутил некий вакуум общения с представителями науки. Чтобы компенсировать этот недостаток, он возглавил редколлегию академического журнала «Природа», после перевода этого журнала из Ленинграда в Москву (1951). Деятельность Отто Юльевича на этом посту описана в воспоминаниях одного из бывших сотрудников редакции A.C. Абрамова. Он проработал с «шефом» до самой его смерти: «Редколлегия шмидтовской «Природы»… состояла из маститых и к тому же деятельно работавших в науке ученых, представлявших ее ведущие направления. Академики H.H. Аничков, А. Е. Арбузов, K.M. Быков, А. П. Виноградов, A.B. Винтер, И. П. Герасимов, Е. Н. Павловский, В. Н. Сукачев, А. М. Терпигорев, Н. В. Цицин, Д. И. Щербаков… не только сами составляли перспективные планы по своей специальности и защищали их на редколлегии, но и активно участвовали в обсуждении годовых планов и планов номеров. Поразительно, как О. Ю. Шмидт организовывал эти коллективные действия… Обсуждение разных планов — от перспективного до плана номера — превращалось в подлинно научную дискуссию, в которой генетики спорили с физиками, физиологи — с математиками, лысенковцы с В. Н. Сукачевым. Это было интересно и поучительно для самих членов редколлегии — представителей разных специальностей, тем более что дискуссии эти тактично и остроумно вел О. Ю. Шмидт. В итоге не только большинство членов редколлегии активно работали… Нет ничего удивительного в том, что «Природа» поддерживала и даже способствовала развитию… новых направлений в физике и геохимии, в биологии и астрономии, в геологии и географии, и ни разу не споткнулась на пропаганде сомнительных теории или прожектерства, была корректна в оценке дискуссий, культивировавшихся в те времена во многих областях знаний»(1981, с. 68). В качестве редактора Отто Юльевич считал, что интерес у читателя должны вызывать не только отдельные статьи, но и журнал в целом. При обсуждении на редколлегии журнала он неизменно задавался вопросом, какие именно статьи вызовут повышенный интерес взыскательного читателя, называя такие материалы ударными.
«Большое внимание О. Ю. Шмидт рекомендовал уделять популяризации не только представлений, но и рассказам о получении научного знания. Любил и поощрял статьи об экспедициях, о работе учреждений и лаборатории, о постановке эксперимента или наблюдений, о применяемой при этом новой технике» (Там же, с. 69), в значительной мере по собственному исследовательскому опыту. Все это делало академический журнал не просто популярным, но пользовавшимся повышенным спросом среди интеллигенции вообще, включая учителей. В своей непосредственной работе над каждым номером академик Шмидт не просто визировал подготовленные редакцией материалы, но и читал все — от ведущих статей и до самых кратких заметок, помечая прочитанное инициалами. Часто общался с авторами, причем его рекомендации и замечания всегда оставались конструктивными и доброжелательными, в такой работе для него было важно не просто «снять вопросы», но и убедить автора в необходимости тех или иных исправлений, щадя авторское самолюбие, особенно у молодежи. «Но доброжелательность кончалась там, где автор был некомпетентен или недобросовестен, где проявлялось стремление к рекламе. Здесь Отто Юльевич проявлял принципиальность и непреклонность, невзирая на лица. «Это идет дальше фактов. Ломоносов и без того достаточно велик, чтобы ему что-то приписывать. Для «Природы» не подходит», — писал он на статье одного из руководителей Академии. Или о статье руководителей Комитета в помощь великим стройкам: «По моему представлению, обводненная пустыня останется пустыней с водопоями, а не раем земным». Отстаивал он свои взгляды и решения редколлегии в тех случаях, когда отвергнутые авторы обращались в высокие инстанции. Все это помогало высоко держать научную марку «Природы» в то время, когда волюнтаристские решения принимались довольно часто» (Там же, с. 70). Не опасаясь за собственную репутацию, в беседах с сотрудниками обращался к авторитету предшественников, по-своему расширяя кругозор сотрудников. Так, он объяснял им, что хотя взгляды В. И. Вернадского в области географии были подхвачены Б. Л. Личковым, Б. Б. Полыновым и A.A. Григорьевым, но в целом научное наследие этого выдающегося корифея остается неосвоенным современниками, порой иллюстрируя прогресс науки (например, в области медицины) на собственной судьбе: когда не помог стрептомицин, придумали паск и т. д.
С каждым годом противоречие между слабеющим телом и мощной работой интеллекта стареющего академика Шмидта становилось для окружающих все более очевидным. «Последние десять лет его жизни, — отмечала С. В. Козловская, — могут показаться бледными. Но именно в эти годы, когда он продолжал напряженно работать, борясь со смертью, поражал его героизм едва ли не больший, чем в условиях ледяного безмолвия. После многократных легочных кровоизлияний, начавшихся в декабре 1953 года, Отто Юльевич неделями должен был лежать на правом боку, туго прижав к груди правую руку, стараясь не шелохнуться, так как при перемене положения вновь поднималось обильное кровотечение, а с этой кровью каждый час могла уйти его жизнь. Отто Юльевич понимал все это. И таких восемь недель… Ни его характер, ни поведение не изменились. В нем по-прежнему поражал необычайная восприимчивость, острота и ясность ума. Эти три последние года Отто Юльевич почти не вставал с постели, и встречи с нами, с его сотрудниками, происходили уже не в кабинете» (Козловская, 1959, с. 202). Действительно, его жизнь в эти годы была связана с серьезным лечением, включая длительное пребывание в санаториях на Южном берегу Крыма, куда к нему регулярно приезжали ученики, делившиеся последними столичными новостями из области науки (и не только), одновременно доставляя обширную почту, забирая взамен собственные отрецензированные и исправленные работы. «Но прежде всего, — отмечала Козловская, — я увидала Отто Юльевича великим тружеником. Он уехал туда осенью 1945 года после первого сильного легочного кровотечения, причем там, в декабре, переболел воспалением легких. Однако в декабрьском же письме он упоминает о том, что «мы с Ириной Владимировной пока что вычислили эллипсоид рассеиванья 383 комет» (работа очень трудоемкая), а в январе пишет: «Ирина Владимировна (супруга академика. — В. К.)расскажет Вам подробнее о моих делах и состоянии. Постараюсь без нее прожить паинькой и — насколько позволит врачебный надзор — работать. Еще так много надо сделать! «» (1959, с. 208). Необходимо отметить, что в Академии наук были серьезно озабочены состоянием здоровья Отто Юльевича, о чем свидетельствует письмо президента Академии наук СССР С. И. Вавилова от 4 августа 1946 года: «Глубокоуважаемый Отто Юльевич! К Вам приедет A.C. Штерн переговорить о возможности лечения Вас стрептомицином, который (к сожалению, в небольшом количестве) привез в Москву его изобретатель проф. Ваксман из Принстона и передал в мое распоряжение… Надеюсь, что стрептомицин Вам поможет» (1959, с. 442).
Все последующие научные отчеты, которые он теперь писал, находясь практически на положении рядового сотрудника своего института, констатируют очередное продвижение в намеченном направлении и одновременно новые возникающие проблемы. В них приводился и перечень опубликованных работ. Так, в 1950 году «…научная работа была целиком посвящена развитию теории происхождения Земли и планет. В начале года вышла из печати работа «Возникновение планет и их спутников», в которой впервые было дано объяснение суточного вращения планет, происхождения спутников и направления их вращения»… Шмидт пришел к заключению, что температура образовавшейся Земли «является сложной функцией от начального разогревания при ее аккумуляции, сжатия под действием вышележащих слоев и выделением тепла радиоактивными элементами» (Матвеева, с. 214). Большое значение для слабеющего телом (но не духом и тем более интеллектом) ученого имело обсуждение его теории в Президиуме Академии наук 16–19 апреля того же года. Президиум «…с удовлетворением отметил инициативу академика О. Ю. Шмидта в разработке новой космогонической теории, а также его большую заслугу в привлечении внимания ученых разных специальностей к вопросам космогонии, что сильно способствовало широкому развитию космогонических работ в нашей стране» (Архив АН СССР, ф. 496, оп. 2, д. 626, л. 3–6).
По состоянию здоровья юбиляра 60-летие Отто Юльевича было скромно отмечено в обществе учеников у него дома. Помимо охапки гвоздик он получил от своих сотрудников шикарный фотомонтаж, в центре которого ученый был расположен в позе индийского философа, размышляющего на берегах то ли Ганга, то ли Брахмапутры о тайнах мироздания, — на фоне собственной схемы развития Солнечной системы. Суть ее была там же изложена в стихотворной форме. Получилось «простенько и со вкусом», а главное — остроумно, вполне по-академически. В тот вечер Отто Юльевич был в ударе и, вспоминая пребывание в Америке после челюскинской льдины, делился впечатлениями: как был вынужден пожимать руки женам сенаторов, сидя в инвалидном кресле: «Сто жен одних только сенаторов непременно хотели лично пожать мне руку!» — не без удовольствия констатировал он в тот вечер.