Отважное сердце
Шрифт:
Женщина же потрясенно качала головой:
— Должно быть, здесь, в Англии, вы отдыхаете и телом, и душой.
Эдвард широко улыбнулся:
— Что ж, во всяком случае, от меня больше не смердит, как от свиньи.
Женщина нервно заерзала на месте и с преувеличенным вниманием принялась ковыряться в куске говядины, истекающем соком у нее на тарелке. Мужчина отвернулся, поджав губы.
Роберт наклонился к брату, когда парочка напротив завязала разговор с кем-то еще.
— Ты вряд ли обзаведешься друзьями, если будешь продолжать в том же духе.
Улыбка Эдварда увяла.
— Ты сам слышал,
— Разве можно винить их за то, что они считают недостойным своего внимания все, что уступает здешней роскоши? — Роберт поднял со стола кубок и жестом обвел переполненную огромную залу. — Только не говори мне, что она оставила тебя равнодушным.
— Да, здесь все производит грандиозное впечатление, но это не значит, что мне нравится, когда со мной обращаются, как с неотесанным деревенщиной. — Эдвард прищурился, с вызовом глядя на брата. — Король даже не принял тебя, братец. А ведь мы провели здесь уже неделю. Тебя следовало бы поприветствовать как уважаемого и почетного гостя.
— Сомневаюсь, что у короля была возможность поговорить со многими из здесь присутствующих, — возразил Роберт, задетый за живое словами брата, в которых была правда. Конечно, он мог радоваться тому, что ему не пришлось немедленно увидеться с королем, но затянувшаяся пауза походила на неуважение, переходящее в оскорбление. Он не сможет оправдать ожидания деда и упрочить положение Брюсов в Англии, если король отказывается принять его. — Думаю, что положение дел во Франции занимает все его время.
— Во Франции?
Чей-то хриплый голос заставил Роберта поднять голову, и он увидел пожилого мужчину в парчовой мантии, схваченной у морщинистого горла застежкой с бриллиантом.
— Выходит, даже наши дальние шотландские соседи знают о наших проблемах?
Роберт и впрямь слышал о сражении, которое состоялось прошлым летом и стало причиной затянувшегося конфликта. Французский флот атаковал несколько торговых судов с экипажами из английских и гасконских моряков у побережья Бретани, явно не имея на то никаких веских причин, но из последующей битвы победителями вышли именно англичане, захватив три корабля, а остальные обратив в бегство. Прежде чем он успел объяснить, что провел в Англии уже целый год, пожилой господин продолжал разглагольствовать.
— Помяните мои слова, — заявил он, столь яростно размахивая ножом, что кусок мяса сорвался с его кончика и упал на стол, — турниры и празднества лишь развлекают баронов, не более того. Их боевой дух тут же пойдет ко дну, как только начнутся заседания парламента.
Упоминание о парламенте подогрело интерес Роберта. Несмотря на свое предубеждение, ему хотелось узнать планы короля насчет предстоящего крестового похода и открывающихся при этом возможностях, поскольку юноша был уверен, что упрочить положение своей семьи он сможет только тогда, когда понесет Святой крест под знаменем Эдуарда. Исполненные горечи слова отца, сказанные им в ту ночь, когда Баллиол был избран королем, до сих пор звучали у него в ушах.
«В жилах наших сыновей течет не кровь, а вода, похожая на разбавленное вино. Разве можно воспитать крестоносцев из такого хилого потомства?»
Они долго не давали Роберту покоя, тем более что это было последнее проявление отцовских чувств перед тем, как он отбыл в Норвегию. Какая-то часть его юношеской души восстала против них — это говорила пьяная ярость отца, и слова его были лишены всякого смысла, исполненные лишь одной желчи, как и все остальное. Но другая, трезвая часть, подсказывала Роберту, что отец прав. Он не мог считать себя равным крестоносцам, что жили до него; он, выросший в мире, и сражавшийся лишь со столбом для ударов копьем на берегу. Так что сейчас ему, не исключено, представится шанс доказать отцу, как сильно тот ошибался в нем. Роберт часто воображал, как возвращается домой в Аннандейл с богатыми землями, мешками золота сарацин и репутацией столь же громкой, как у старого лорда, и с пальмовым листом на груди, привезенным из самого Иерусалима.
Но, похоже, проблемы крестовых походов занимали пожилого господина меньше всего.
— Королю предстоит нелегкая сессия, — сообщил он Роберту, кивая с энтузиазмом. — Да-да, очень нелегкая.
Худощавый, хорошо одетый мужчина, сидевший напротив Роберта, многозначительно откашлялся.
— Вы же понимаете, что я прав, — проворчал пожилой господин, глядя на него. — Король Эдуард не должен был посылать своего брата вести переговоры с Филиппом от своего имени. Если бы он отправился туда сам, то сейчас бы ему не светила перспектива лишиться Гаскони.
— Судя по тому, что я слышал, — начал Роберт, переводя взгляд с одного мужчины на другого, — сдача земель короля в Гаскони является временной, пока с королем Филиппом не будет подписан мирный договор. Это был всего лишь жест доброй воли, и не более того.
— Вот это верно, — с нажимом заявил худощавый мужчина. — Король Эдуард просто обязан был вернуть захваченные корабли и уступить герцогство. А вот когда он сам отправится во Францию, чтобы заключить мирный договор с Филиппом, Гасконь вновь станет нашей. Именно на эти условия дал согласие в Париже граф Эдмунд.
— Ба! — плюнул пожилой господин. — А вам никогда не приходило в голову задуматься над тем, как это пара торговых суденышек умудрилась нанести поражение французскому флоту?
Худощавый мужчина нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что это была ловушка и что наш король попался в нее! С самого начала своего правления Филипп ясно дал понять, что не потерпит иностранного присутствия в любой части Франции. Он приказал капитанам этих судов позволить захватить себя в плен и, тем самым, дать ему повод требовать капитуляции Гаскони.
— Какая нелепость, — фыркнул худощавый мужчина, но в голосе его проскользнули нотки сомнения.
— И еще я знаю, почему король Эдуард с такой готовностью согласился на условия, выдвинутые Филиппом, — продолжал пожилой господин, тыча ножом в сторону помоста, на котором вместе со своими сановниками восседал король. Он многозначительно приподнял свои кустистые брови. — Обещание молодого тела.
Роберт подался вперед, вопросительно глядя на собеседника. Разумеется, до него доходили слухи о том, что подписание брачного договора было одним из условий сдачи Гаскони французам, но пока что они ничем не подтверждались.