Отважные(изд.1962)
Шрифт:
— Знаешь что? — вдруг сказал Витя. — Давай сделаем так. Когда солдат подойдет поближе, я с ним заговорю, а ты его сзади камнем!
План рискованный, но, пожалуй, единственный, который можно было осуществить.
— Давай, — согласился Коля и, нагнувшись, ощупью нашел увесистый камень. — Ты только постарайся отвлечь его, а я уж не промахнусь!
Огненная точка сигареты медленно поплыла с противоположного конца моста к ним навстречу и наконец остановилась там, где мост обрывался и начиналась дорога.
— Иди! — шепнул Коля.
Витя вышел из-за будки и направился к мосту. Он так много пережил за это время, что чувство опасности в нем притупилось. Он шел и даже не думал о том, что случится в следующую минуту.
Раздался резкий окрик:
— Стоять!
— Я иду! — ответил Витя.
Услышав детский голос, солдат несколько успокоился. В руке его вспыхнул фонарь, и тонкий яркий свет заплясал на лице мальчика.
— Вохин гейст ду?.. Куда идти? — коверкая русские слова и мешая их с немецкими, спросил часовой.
— Из деревни, — ответил Витя.
— Варум?
Витя знал, что по-немецки «варум» означает «почему».
— Ходил за дер бротом, — ответил он.
Солдат поправил на груди автомат.
— Дер брот? Варум?
Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот разговор, но в это мгновение солдат вдруг схватился за голову, взвыл и, пробежав несколько шагов, тяжело привалился к перилам.
Витя тут же кинулся на мост. Впереди уже бежал Коля. Быстрей!.. Только бы достигнуть другого берега!..
Однако крик солдата, очевидно, привлек внимание патруля. Кто-то уже бежал вслед за ребятами, громыхая по доскам настила тяжелыми сапогами. Ударила автоматная очередь.
Совсем близко чернели кусты. Коля бросился в них и вдруг услышал позади себя Витин стон. Он сразу же вернулся. Витя лежал на дорожке и плакал.
— Что с тобой?..
— Меня ранили…
— Куда?
— В руку…
Коля схватил Витю за плечи:
— Ну, Витенька, встань!.. Отбежим подальше!.. Я тебя перевяжу!
Витя с трудом поднялся, и Коля повел его напрямик по кустам, которые больно хлестали оголенными ветвями. Солдаты стреляли наугад, но не решились отойти от дороги. Наконец погоня отстала.
Достигнув темного поля, ребята остановились, измученные до предела. Витя без сил упал на землю.
— Где, где рана?.. — спросил Коля.
— Вот здесь!..
Пуля пробила левую руку Вите выше локтя, рукав насквозь пропитался кровью.
— Потерпи, я перевяжу!
Коля снял с себя рубашку, разорвал ее на полосы, а потом засучил рукав на Витиной руке и туго перевязал ее.
— Теперь можешь идти?
— Могу, — слабо отозвался Витя.
— Иди, иди, Витенька. Я очень тебя прошу!..
Свой хлеб Витя где-то обронил, но, к счастью, у Коли сохранилось полбуханки; он отломил от нее большой кусок и заставил Витю есть.
Они опять шли всю ночь, временами останавливаясь, чтобы Витя собрался с силами. Рассвет застал их вблизи Стрижевцев.
Ребята сразу узнали деревню по высокой силосной башне. День они провели в старой каменоломне. Витя очень страдал от раны, и Коля боялся, как бы у него не началось заражение крови. Когда же вечером они наконец достигли леса, силы совсем оставили Витю. Он прислонился к дереву и долго стоял, глубоко и тяжко дыша.
Теперь Коля нес его на своих плечах. Пронесет немного, остановится, посидит рядом, потом опять подставляет спину. Витя здоровой рукой обнимет его за шею, а Коля подхватит его за ноги и тащит, тащит!..
До лагеря они добрались к середине следующего дня.
Увидевшие их издали дозорные сначала не поняли, что за странное существо о двух головах, покачиваясь, медленно двигается по тропинке. А когда разглядели, ахнули и побежали навстречу.
Витю сразу же отнесли в лазарет, и им занялся Михеев, которому помогала Мая.
А Коля, превозмогая усталость, направился к Колеснику. Он вошел в землянку в тот момент, когда Колесник что-то горячо доказывал начальнику штаба, водя карандашом по карте. Увидев Колю, они оба умолкли. Привычные ко всему — и к страданию и к горю, — знающие цену подлинному мужеству, они по тому, как он вошел, сутулясь и волоча ноги, по безразличному, усталому движению, которым он бросил на табуретку бесформенный обломок черствого хлеба, по измученному, уже не детскому лицу поняли все.
Присев в углу, Коля долго расшнуровывал ботинок негнущимися пальцами, а Колесник молча следил за его усталыми движениями.
Наконец Коля стянул ботинок и вытряхнул стельку. Вместе с ней выпала бумажка, которую он тут же поднял и бережно расправил.
— Вот, отец прислал, — сказал он.
Колесник долго и сосредоточенно рассматривал план. Ему, военному человеку, были понятны значки, разбросанные в кажущемся беспорядке. Доты, минные поля, надолбы; названия деревень точно указывают их расположение.
Но, конечно, это лишь часть укрепрайона, и, может быть, не очень большая. Но и то, что удалось сделать, — подвиг.
Однако война есть война, и никому не дозволено нарушать приказы. Колеснику хочется обнять Колю, но он сдерживает чувство. Прежде нужно сказать суровые слова, которые заслужил этот паренек.
— Где же ты пропадал? — спросил Колесник, откладывая бумажку в сторону с таким видом, словно она не представляла для него никакого интереса. — Ходил в лагерь?