Отважные(изд.1962)
Шрифт:
— А вот и наш начальник штаба. Подполковник Стремянной. Легок на помине! — сказал Ястребов. — Ну, теперь, Егор Геннадиевич, нам с тобой надо держаться, нам во что бы то ни стало брать город надо. Сам понимаешь: с нами идет партийное и советское руководство!..
— Ах, вот как! Ну, значит, постараемся, — чуть усмехнувшись, сказал Стремянной.
Он сбросил свою курчавую белую ушанку, снял толстый полушубок и от этого сразу чуть ли не вдвое уменьшился в объеме. Теперь стало видно, что это человек лет двадцати семи,
У Стремянного были белокурые, пшеничные волосы. Такие же, с золотинкой, небольшие усы вились над углами рта.
Бледное узкое лицо его трудно было даже представить себе раскрасневшимся от жары или мороза.
Когда Стремянной вошел в блиндаж, Громов заметил, что командир дивизии и начальник штаба обменялись привычно-понимающим взглядом, и подумал, что им, должно быть, хорошо работается вместе.
И в самом деле, за те нелегкие месяцы, которые Ястребов и Стремянной провели в боях (Стремянного назначили начальником штаба дивизии всего за неделю до памятного июньского сражения), они научились с одного слова понимать друг друга.
Каждый оценил в другом его способности, мужество, уменье в трудной обстановке находить верное решение.
Здороваясь с гостями, Стремянной несколько задержал руку председателя горсовета и сказал, лукаво прищурив один глаз:
— Вы, я вижу, товарищ Морозов, меня совсем не узнаете… А вот я вас сразу узнал.
— Да вы разве знакомы? — удивился Громов.
— Нет, — коротко ответил Морозов.
— Ну, это как сказать! — Стремянной засмеялся. — У вас, наверное, таких знакомых было много, а вот вы у нас один…
В глазах у Морозова появилось нечто похожее на беспокойство.
— Что-то не припомню… — сказал он. — Где же мы с вами встречались?
— Да нигде, кроме как у вас в приемной. Неужто совсем забыли? А ведь я там порядком пошумел.
— Зачем же было шуметь? — наставительно, с упреком в голосе сказал Морозов. — И без шума бы все сделалось.
— Ни с шумом, ни без шума не сделалось. — Стремянной вздохнул. — Ходил я к вам, ходил, просил-просил, ругался-ругался, а вы крышу в домике, где я жил, так и не починили. Разве что теперь заявление примете? Севастьяновский переулок, два…
— Он ведь здешний уроженец, — указывая на Стремянного движением бровей, сказал Ястребов, обратившись к Громову. — Не куда-нибудь идет — домой!
— Да, верно, домой, — повторил Стремянной, и лицо его как-то сразу помрачнело. — Тут я и родился, и школу окончил, и работать начал на электростанции. Монтером… А потом, после института, сюда же вернулся — сменным инженером. Да недолго проработал — около двух лет всего. Больше не дал немец.
— А в городе кто-нибудь из ваших остался? — осторожно спросил Громов.
Стремянной покачал головой:
— Отец!.. Не знаю!
Морозов вытащил из кармана записную книжку.
— Так какой, ты говоришь, адрес у тебя? Севастьяновский, два? Перекроем тебе крышу, обязательно перекроем! Дай только в город войти. А тогда, конечно, недосмотр был… Уж ты извини, брат, недосмотр.
Громов хлопнул себя по коленям ладонями:
— Ай да Сергей Филиппыч! Как разошелся! Да ты бы сперва поглядел, цел ли дом-то. Может, и крышу ставить не на что…
Морозов поднял на него свои светло-голубые глаза.
— А ведь это верно, — сказал он задумчиво. — Ну что ж, сперва посмотрим, стоит ли дом. Если цел, крышей его накроем.
Он достал из кармана маленькую записную книжечку и что-то написал в ней бисерно-мелким, но четким почерком. Громов заглянул ему через плечо и прочел вполголоса:
— «Севастьяновский, два. Подполковник Стремянной. Если цел — покрыть железом». Побойся бога, Сергей Филиппыч! Да разве так можно писать? — Он громко расхохотался.
Ястребов и Стремянной невольно вторили ему.
Морозов слегка пожал плечами. Лицо его было совершенно невозмутимо.
— А что такое? Коротко и ясно. Даже не понимаю, что здесь смешного.
— Это потому, что у тебя чувства юмора нет.
— Нет, — спокойно согласился Морозов. — Вот и жена мне постоянно говорит: «Скучный ты человек, Сережа, юмора у тебя ни на грош». А что я ни скажу — смеется.
Все вокруг опять засмеялись.
Морозов махнул рукой:
— Смейтесь, смейтесь, я привык!
Дверь снова отворилась, и в блиндаж вошел повар — молодой парень в белом халате, надетом поверх шинели. В больших, красных от мороза руках он осторожно нес котелок, несколько алюминиевых мисок, ножи и вилки. В блиндаже сразу вкусно запахло жареным мясом, перцем и лавровым листом.
Ястребов сам разложил жаркое по мискам и налил гостям по стопке водки.
— Ну, товарищи, — сказал Громов, — за то, чтобы по второй выпить уже в городе!
— Правильный тост! — поддержал Ястребов и приподнял свою стопку. — Но объясните мне сперва, что у вас за особое дело в городе… Мы ведь и сами медлить не собираемся.
— Это, конечно, ясно. — Громов налег грудью на край стола и придвинулся поближе к Ястребову: — Нам, видите ли, достоверно известно, что гитлеровцы собираются вывезти из города все, что можно поставить на колеса, и угнать всех, кто способен работать. Хорошо бы этому помешать, а? Как вы думаете?
— Да так же, как и вы, — усмехаясь, ответил Ястребов. — Должен сознаться, что и у нас с товарищем Стремянным есть кое-какие сведения об этом… Ну, и свои соображения, естественно…