Отважные(изд.1962)
Шрифт:
— Вот неприятность! — рассердился он. — Где-то около вас, Соколов, спички упали?
— Нет, — ответил Соколов. — Кажется, они упали около соседней койки.
— Вы слышите? — обратился Стремянной к человеку, который стоял в дверях.
— Слышу, — ответил тот.
— Что вы слышите?
В дверях молчали.
— Что вы слышите? — повторил Стремянной настойчивей и громче.
Человек, стоящий в дверях, кашлянул и ответил медленно и сипло:
— Слышу голос бургомистра города Блинова…
— Свет! — крикнул во всю силу легких Стремянной.
— Свет! — закричал в коридоре Медынский.
Но в то же мгновение Соколов вскочил с койки и бросился к окну. Он уже успел вышибить раму, когда Стремянной схватил его и повалил на койку, прижав всем своим большим телом.
Вспыхнувший свет осветил двух борющихся людей. Раненые повскакали с коек, чтобы прийти на помощь Стремянному, но этого уже не требовалось. Соколов лежал, крепко спеленатый простыней, завязанной на его спине узлом.
На пороге комнаты появился новый человек — фотограф Якушкин с фонарем «летучая мышь». Он медленно, в напряженном молчании подошел к Соколову и нагнулся над ним.
— Узнаете меня, господин Блинов? — негромко спросил он. — Я фотограф Якушкин. Вы у меня фотографировались…
— Это ложь, ложь! — прохрипел Соколов, стараясь вырваться из стягивавшей его простыни.
В дверях показался Воронцов. Он неторопливо прошел между койками, вынул из кармана фотографию и показал ее Соколову:
— Посмотрите, господин бургомистр… Вы, несомненно, узнаете себя.
Раненые, вскочив со своих коек, уже больше не ложились. Усатого солдата трясло, как в сильном ознобе. Он стоял около койки Соколова и требовал, чтобы ему дали автомат застрелить предателя. Лейтенант скрипел зубами — он не мог себе простить того, что поверил рассказу Соколова и даже сочувствовал ему. Гераскин вдруг вырвался вперед, навалился на Соколова и занес кулак…
— Не трогать! Это дело разберет трибунал!.. — сказал Стремянной.
Через несколько минут Соколова заставили одеться, и конвой повел его по темным, безлюдным улицам на допрос в особый отдел.
Глава сорок первая
ТАЙНА
— Товарищ генерал, пришел вас ознакомить с некоторыми показаниями, которые на допросе дал Соколов… виноват, Зоммерфельд.
— То есть как это — Зоммерфельд? — сказал Ястребов. — Разве он немец?
— Да, немецкий шпион. И не просто рядовой, товарищ генерал, а матерый… Заслан в Россию задолго до войны. Перешел границу на севере и с тех пор жил под фамилией Соколова.
— Так… так…
Майор Воронцов вынул из большого желтого портфеля протокол допроса и положил его перед Ястребовым на стол. Стол был завален сводками и картами. По левую руку от генерала стоял телефон в желтом кожаном кожухе, по правую — открытый жестяной пенал с карандашами.
Ястребов склонился над листом бумаги, поглаживая рукой лоб и медленно, слово за словом, читая строки допроса.
— А как же, товарищ Воронцов, выяснилось, что Соколов на самом деле немец… Зоммерфельд или как там его? Неужели такой матерый волк сам признался?
— Да, товарищ генерал, — сказал Воронцов, — он в этом признался.
— Странно!
— Не так уж странно, товарищ генерал: неопровержимые улики.
— Какие?
Мы нашли среди документов, которые он хотел вывезти в сундуке, его автобиографию. Вот она. — Воронцов вновь раскрыл свой объемистый портфель и вынул из него несколько листков бумаги, исписанных синими чернилами, тонким, острым почерком. — Как видите, документ написан собственноручно. В конце — личная подпись. Видимо, это копия той автобиографии, которую он переслал своему начальству.
Ястребов взял протянутые ему Воронцовым листки и так же внимательно и не спеша прочитал их от начала до конца.
— Удивительное дело! — сказал он, слегка пожимая плечами. — И как он не уничтожил такой документ? Как не предусмотрел?
— А шпионы, товарищ генерал, потому и проваливаются, что они когда-то чего-то не предусмотрят, — усмехаясь, ответил Воронцов.
— И потом… есть еще одна странность, — сказал Ястребов: — почему такого опытного шпиона гитлеровцы вдруг назначают бургомистром? Они могли заслать его обратно. Устроили бы ему побег из концлагеря или еще что-нибудь в этом роде.
— Ничего тут странного нет, — возразил Воронцов. — Мы специально интересовались этим вопросом. Дело в том, что гитлеровцы считали город важным опорным пунктом. Они изо всех сил стремились уничтожить наших подпольщиков. А подходящего опытного человека для этого найти не могли. Вот тогда они и решили использовать Зоммерфельда… Все в городе считали его русским. Он же распустил слух, что гитлеровцы сделали его бургомистром насильно, а он, мол, человек честный. Он даже давал кое-кому поблажки… А тем временем всякими путями искал связи с подпольщиками…
— И что же, сумел он эту связь установить? — спросил Ястребов.
— Он ее нащупывал. Подпольщики ему не доверяли.
— А гибель пятерых — это на его совести?
— И на его, и на чьей-то еще… Впрочем, пока он свою агентуру не выдает… Отмалчивается. Но это глупое запирательство. Скоро оно кончится, и он начнет говорить… Все расскажет. Я в этом уверен.
— Вы правы. Улики неопровержимые. — Ястребов протянул Воронцову протоколы допроса. — А что он сообщил об укрепрайоне?