Отважные(изд.1965)
Шрифт:
— Говорю ему, нет тебя здесь, а он не верит. Я, говорит, подожду! Как придет Павел Мартынович, скажи — пусть идет на опушку рощи…
— Осторожный, — усмехнулся Геннадий Андреевич.
— Сам худющий, а глаза сурьезные. — Харитонов достал кисет и стал неторопливо свертывать из газеты папироску. — А только чувствую я — не с хорошим он к тебе пришел… Уж очень он торопился, а как узнал, что тебя нет, даже потемнел весь…
— Но он же знал, что я должен прийти.
— Нет. Сначала я щупом его потрогал. Иди, говорю, с богом, никакого здесь Павла Мартыновича нет, никогда и не было. А сам смотрю,
В раскрытом чистом окне было видно, как на сломанном плетне сидела голодная ворона и, растопырив крылья, раздумывала, куда ей лететь дальше. По дальнему шоссе, зажатому между полями, проехали машины. Если бы не линии телеграфных столбов, можно было бы подумать, что они едут прямо по целине.
— Уже едут!.. Торопятся, черти! — сказал Харитонов. — Уходить вам надо, да поскорее!..
— Хорошо, пойду! — сказал Геннадий Андреевич. — Только смотри, будь осторожен!
— А вещи?
— Как-нибудь обойдусь…
Харитонов вздохнул и пожал Геннадию Андреевичу руку:
— Тогда прощай. Скажи Колеснику, что все сделал, как он приказал. И еще, что иду против своего сердца.
— Обязательно скажу!
— Быстрее уходи! Быстрее! — сказал Харитонов и отворил дверь избы.
Геннадий Андреевич перелез через тыльный плетень и кружным путем направился к опушке. Сначала он спустился в неглубокую балку, которая скрыла его от глаз людей. Пройдя по ней, он круто свернул в рощу, уже раздетую осенним ветром. Порыжелые листья шуршали под ногами. «Зима наступает, — думал Геннадий Андреевич, — станет еще труднее. Надо действовать…»
Где-то в чаще пересвистывались птицы. Вдруг огненно-желтый комочек взметнулся на высокую ель. Белка!.. Она сидела на толстом суку и косила на него черными глазками.
Природа жила по своим законам. Сейчас бы с ружьишком охотиться где-нибудь на уток. А потом сидеть у пылающего костра и, щурясь от дыма, смотреть, как закипает смола на сосновых ветках…
Вот и опушка. Сквозь деревья невдалеке на поляне темнеет пирамида прошлогодней копны. Никого нет…
Геннадий Андреевич приостановился. Может быть, мальчик ищет его где-то тут. Надо ждать.
Тянулись минуты. Он стоял, оглядываясь по сторонам. И, хотя все его чувства были напряжены до крайности, все же не услышал, как сзади к нему подкрались.
Тихий голос позвал:
— Павел Мартынович…
Он вздрогнул, быстро обернулся, рука сама рванула из кармана револьвер.
В нескольких шагах от него, между кустами, стоял невысокий, худенький мальчик в черном латаном костюме. Лицо немного испуганное, не по-детски серьезное, в сутулой фигурке что-то степенное.
— Коля! Охотников!..
Несмотря на то что Геннадий Андреевич ожидал увидеть именно его, он все-таки удивился. Это был тот самый Коля, который чаще других забывал, чем окончился последний урок, и в то же время это был уже другой мальчик: повзрослевший, много переживший, с упрямо сжатыми губами, ввалившимися глазами…
— Ну, здравствуй!..
Геннадий Андреевич подошел к Коле и ласково положил руку на плечо. Мальчик вдруг понурился и тяжело вздохнул: если бы с ним рядом находился отец, он бы сказал: «Папочка, как я устал!..» Но сейчас, увидев Геннадия Андреевича, он стоял, переполненный сложными чувствами. Он был рад тому, что наконец увидел человека, которому доверяет больше других. Ему хотелось бы навсегда остаться рядом со своим учителем. Но кто знает, как живет теперь сам Геннадий Андреевич, возможно ли это.
Они сели в ложбинке, закрытой со всех сторон кустами. Геннадий Андреевич вынул из кармана кусок хлеба с салом и протянул Коле. Пока мальчик ел, Геннадий Андреевич внимательно читал донесение Никиты Борзова. Оно было коротким:
«Ост-24 вскоре перебазируется к Новому Осколу. Пленные будут переброшены на машинах».
Оставалось неизвестным самое главное: когда. Если бы это удалось установить, можно было бы напасть на охрану и, освободив пленных, сорвать на некоторое время начало работ в укрепрайоне.
Надо скорее доставить донесение в отряд.
— Ну вот что, Коля, пойдем, брат, сидеть нам с тобой недосуг, — сказал Геннадий Андреевич и решительно поднялся с земли.
Но Коля почему-то не последовал за ним.
— Геннадий Андреевич, а я здесь не один.
— Как — не один? — испуганно спросил Стремянной.
— Я с Маей.
— Какой Маей, где она?
Геннадий Андреевич снова опустился рядом с мальчиком.
— Сейчас я вам все расскажу…
И Коля сбивчиво, торопясь стал рассказывать свою историю. Чем дальше слушал его Геннадий Андреевич, тем неспокойнее становилось у него на сердце. Кто этот Миша, которого спас Коля? Никита Кузьмич ему не доверяет, и, наверное, не зря. А что представляет собой фотограф Якушкин с Базарной площади? Чудаковат, но добр. Может быть, он охотно помогал бы подпольщикам. Обо всем этом надо серьезно подумать.
— Вот что, Коля, — сказал он, — придется мне вас с Маей к партизанам отвести. Где она?
— Я ее подальше в лесу спрятал, Павел Мартынович, — сказал Коля. — Вдруг бы на меня напали — она спаслась бы и все передала…
Геннадий Андреевич хмуро улыбнулся:
— Ну, я вижу, ты конспиратор! Веди ее сюда. Я вам обоим расскажу, как действовать…
Коля поднялся и стал руками обивать с брюк приставшие к ним соринки.
— А там не только Мая, — сказал он. — Там еще и Витя Нестеренко.
— Какой Нестеренко?
— Мальчик один. Он на год старше меня. Его Клавдия Федоровна из больницы забрала…
— Он больной?
— Нет, сейчас уже здоровый. У него воспаление легких было… Слабенький совсем.
— Слабее тебя?
Коля усмехнулся:
— Я крепкий!..
— Ну, веди их быстрее.
Коля сделал несколько шагов, но в кустах вдруг обернулся:
— Павел Мартынович, а об отце вам можно рассказать?
Геннадий Андреевич махнул рукой:
— Знаю, Коля, знаю!..