Отважные капитаны. Сборник
Шрифт:
— Не-ет, — медитативно тянут «двадцать четыре года». — Что нам действительно необходимо, если когда-нибудь начнется Настоящее Дело, так это плохая погода. Чем хуже, тем лучше. Старые добрые шторма — обычные и привычные. Вот тогда мы и сможем пойти на таран там, где нас никто не ожидает. Лично я верю в тараны. (Эта вера, к слову, поразительно распространена на флоте).
— Ты хочешь сказать, что стал бы таранить чайный поднос вроде нашего? Что ж, я рад, что ты не наш шкипер, — вмешался я.
— О, этот пошел бы на таран при первой возможности.
— И что, по вашему, произойдет потом?
— О, в этом наша сильная сторона! Что произошло, когда тот проклятый угольщик вынесло течением на нас около Милфорда? Нам потребовалось всего лишь поднять давление пара, верно? У нас в носу настоящие соты из переборок и помещений. Можно срезать до двенадцати футов нашего носа, и мы все равно не потонем, — с энтузиазмом заключил эксперт.
— Но это слишком рискованно, — пожал плечами «двадцать один год». — Корабль, о котором ты упомянул, бронирован сверху, хотя у него и довольно слабое подбрюшье. Если ударить его парой снарядов под спонсоны, то, скорей всего, он тут же пойдет на дно под тяжестью собственных орудий. Но для этого тебе понадобится девятидюймовка.
— Таранить, только таранить! Подстеречь его, когда в шторм он выйдет из гавани, а его экипаж на неделю свалится от морской болезни!
— Неплохо бы. Вот только он никогда не выходит из гавани. Поскольку там не считают, что мы живем в прошлом. А если уж и они не считают, то и мы не должны оглядываться назад. Наше дело разведка — днем бункероваться топливом, ночью идти полным ходом. Но все равно стоило бы убрать с палубы эти идиотские торпедные трубы.
— А я хотел бы практиковаться в стрельбе каждую неделю, — вмешивается еще один. — И с нормой учебных боеприпасов раза в четыре больше нынешней. Я бы поизносил наши стволы, но дело того стоит...
Так и тянулись разговоры, не особенно меняясь от корабля к кораблю. Некоторые всей душой ратовали за торпеды, но мы, будучи крейсером, благоволили к артиллерии, и только лейтенант, назначенный старшим торпедистом, бился за них всякий раз, как спускался в кают-компанию.
— Превосходное оружие! — восклицал он, когда серебристый дьявол вылетал из трубы и уносился вдаль. — А я... просто криворукий...
Торпеда отклонялась влево и отравляла воздух запахом чеснока. Светящийся патрон Холмса выдавал ее еще за пятьдесят ярдов от цели.
— Ну, что я тебе говорил? — вопрошал кто-то вполголоса. — Да мы бы уже раз десять могли бы выстрелить из четырехдюймовки, пока ты колдовал над своим кривым бумерангом!
— Если ты будешь насмехаться над торпедами, рано или поздно тебя повесят!
— Я бы не насмехался, будь они подводными. А с нашими палубными ни в жизнь не угадать, как они себя поведут. Эти штуки слишком зарываются при падении.
Наводчик горевал недолго: прихватив тросы, кошки, запалы и несколько пироксилиновых шашек, он удалялся в составе десятка шлюпок с других кораблей в устье залива — практиковаться в тралении и уничтожении поставленных «противником» мин. Этот процесс не стоит описывать на наших страницах, как нет необходимости сообщать публике координаты заминированных участков и время, которое требуется для разминирования. В итоге несколько
— Отличный вышел спектакль! — объявлял он по возвращении. — Славно позабавились. Вы видели наш дым?
Лично я видел, как один из мысов на выходе из залива Бантри снесли чуть ли не до основания, но вникать в подробности не стал.
На флоте многое может впечатлить и многое способно ужаснуть. Но наиболее впечатляющим зрелищем я бы назвал молниеносную подготовку к высадке морской пехоты. По одной-единственной команде наш легкий крейсер вскипает, словно муравейник. Повсюду звучит слитный топот босых ног по металлу, приглушенный лязг орудия, которое разбирается из стоек, скрипят блоки и тали, открываются и закрываются стальные двери.
Внезапно палубы пустеют: «Максимы» исчезают из гнезд в бортах, десантные катера уже в пути — набирают скорость, двигаясь по направлению к флагману. Затем они собираются вокруг него, осматриваются и возвращаются.
И это не просто суденышки с сидящими в них людьми. Эти катера полностью оснащены: на больших установлены палубные пушки, на тех, что поменьше, — пулеметы с солидным запасом патронов и сменных стволов, здесь же медицинские и матросские сундучки и сотни всевозможных вещей, необходимых для автономных боевых действий. Эти катера можно сразу же использовать для патрулирования побережья или для высадки десанта, их ничто не привязывает к большим судам. Каждая боевая единица. укомплектована и самодостаточна.
Десять минут спустя они уже возвращаются. «Максимы» занимают прежние места, винтовки отправляются в оружейные комнаты, провизия и вода — в трюм. Обычная рутина учений заканчивается.
Следующим (см. Примечание 4) поступает приказ подготовить, перевезти, высадить на сушу со всей амуницией и вооружением три тысячи членов экипажей с двадцатью одной полевой пушкой, и все это в течение трех часов. Шесть тысяч человек остаются на кораблях для артиллерийского прикрытия десанта в случае необходимости. Иногда программа меняется: к высадке готовится всего тысяча. Они грузятся в восемь совершенно одинаковых паровых баркасов, способных развивать до пятнадцати узлов. Такой баркас есть на каждом крупном корабле. А дальше — маневры по желанию командования.
Синхронные перемещения отработаны командами баркасов не хуже, чем их большими «родителями». Каждый из них может буксировать полдюжины катеров и не терять ход, даже приняв на борт четыре фута воды. В качестве развлечения можно выгрузить на берег двадцать одну полевую пушку и доставить к подножиям холмов. Или устроить пехотинцам маленький ад — выдвинуть орудия и тут же вернуть назад.
Наблюдать за высадкой и возвращением десантных групп никогда не надоедает: стремительный полет суденышек, мгновенное развертывание на пляжах, поток синего и красного [28] , выплескивающийся через борта. затем смешанные сине-красные вереницы устремляются вглубь суши, петляя между зарослями вереска, прибрежными валунами и дюнами.
28
Цвета униформ военных моряков (синяя) и королевской морской пехоты (красная).