Отвергнуть короля
Шрифт:
– Но разве это не означает неповиновения епископу и Папе?
Гуго пожал плечами:
– Поскольку епископ Нориджский будет очень занят в Ирландии, ни он, ни его служащие не станут проверять каждого священника и капеллана в епархии. А Папа – в Риме. Майкл достаточно благоразумен, чтобы не кусать руку, которая защищает его женщину и детей. Здесь ничего не изменится.
Гуго наклонился, чтобы подбодрить жену поцелуем. Махелт поцеловала его в ответ и растаяла. Она так скучала по нему!
Гуго осторожно снял ее головной убор и погладил блестящие темные косы, шепча, как они прекрасны, но затем вдруг резко отстранился. Проследив за его взглядом, Махелт
– Скоро, – пообещал он. – Скоро у нас будет своя собственная комната и своя собственная постель.
Махелт скорчила рожицу и встала.
– Это не помешает людям подслушивать у двери и подсматривать в замочную скважину, – возразила она, – а также подсчитывать время, проведенное нами наедине, и следить, насколько быстро растет мой живот.
Гуго тоже встал:
– Мы всегда сможем улучить минутку.
– Как сейчас, в саду?
– Я обещаю вам.
– Мне надо идти, – покачала головой Махелт. – У меня есть обязанности. – На последнем слове уголок ее рта дернулся.
Гуго поймал жену, когда она подошла к двери.
– Клянусь! – Он целовал ее снова, в щеки и лоб, шею и губы. Махелт ахнула, но выскользнула из его объятий.
– Поживем – увидим, – сказала девочка.
Но когда она вышла во двор и вернулась к заботам о замке, на губах ее играла улыбка, оставленная поцелуем.
Гуго коснулся пальцем губ и постарался не думать о том, о чем умолчал.
Глава 18
Фрамлингем, конец апреля 1208 года
Гуго сидел в комнате отца и в третий раз пытался прочесть письмо, требующее внимания. Это был черновик грамоты, дарующей земли приорату Колна, и Гуго должен был проверить формулировки, но никак не мог сосредоточиться, буквы казались ему столь же бессмысленными, как в детстве, когда он пытался освоить грамоту и латынь. С досадой выругавшись, Гуго отложил перо и подошел к окну. По телу словно струился живительный сок, пробужденный теплом весны и пышным цветением, которое царило вокруг. Жеребые кобылы паслись на сочных лугах. За водной дичью на озере тянулись выводки пушистого молодняка. В гнездах сидели едва оперившиеся птенцы, на псарне щенки, в конюшнях котята. Всяк обзавелся потомством. Даже его тестя ждал в Ирландии новый сын. Весть о рождении маленького Анселя дошла до них три недели назад. Обернувшись, Гуго вздохнул при виде счетов и пергаментов, ожидающих его внимания. Махелт недавно отпраздновала свой пятнадцатый день рождения, но Гуго был в Ипсуиче. Граф сказал, что теперь необходимо устроить официальную церемонию консумации брака, чтобы подтвердить их соглашение с Маршалами, но оставалось еще два месяца до того, как все домочадцы соберутся вместе во Фрамлингеме. Его отец заседал в суде и должен был вернуться во второй половине лета, а Гуго тем временем нужно было отправиться в Йоркшир, чтобы разобраться с собственными поместьями.
Продолжая смотреть в окно, он обдумывал положение, в котором очутился. Махелт вошла в возраст, и договоренность была соблюдена. Время ожидания истекло, однако нужно совершить переходный обряд. Но Гуго была отвратительна мысль о пышной церемонии консумации с вывешиванием в зале окровавленной простыни, чтобы каждый
Беззвучно бормоча, Гуго вернулся за стол и попытался работать. Явился кастелян Фрамлингема Уильям Ленвейз, попросил пополнить гарнизон арбалетчиками и пожелал обсудить их жалованье. Повторив вопрос дважды, кастелян был несколько раздосадован.
– Сир! – с напором произнес он.
Гуго взмахнул рукой, извиняясь за свою рассеянность.
– Возьмите четырех, – велел он, – а остальных наймем, если понадобится. Пока нам больше не нужно.
Ленвейз поклонился и вышел из комнаты. Гуго потер глаза, глядя на пергаменты, снова выругался и, бросив их, спустился по лестнице.
Ида отложила шитье и с удивлением взглянула на сына:
– Ты просишь моего благословения отвезти Махелт в Сеттрингтон?
– Да, матушка. – Сев рядом с ней, Гуго достал ленточку из корзинки для шитья и пропустил сквозь пальцы.
– Я правильно понимаю, что это значит?
Гуго смотрел на шелк, мерцающий на руке. Над пальцами, под пальцами и между пальцами.
– Да, – сказал он. – Ради Бога, давайте устроим официальную церемонию во Фрамлингеме, когда отец вернется, но мне нужно остаться с Махелт наедине… По-настоящему наедине.
– А как же желания твоего отца? – Лицо матери было встревоженным.
– Пусть устраивает свою церемонию, если хочет, – с тихой решимостью произнес Гуго, – со склянкой куриной крови, чтобы испортить простыню, если это так уж необходимо. До сих пор я ему подчинялся, но я не он, и отец должен дать мне возможность дышать. Я знаю свою жену, как он не знает… и узн'aю ее еще лучше. Как я могу сосредоточиться на своих обязанностях, когда Махелт постоянно со мной… рядом, но недостижима?
Ида задумчиво взглянула на сына:
– И ты сможешь сосредоточиться, когда она будет достижима? Ты хоть что-нибудь будешь делать?
Гуго взглянул в кроткие карие глаза матери. Обычно она смотрела на него с нежностью. Часто в ее взгляде искрилось веселье, но сейчас взгляд казался усталым и печальным. В словах Иды не было привычного поддразнивания, она мрачно глядела на сына.
– Да, буду, – твердо ответил Гуго. – Я получу желаемое и успокоюсь… и она тоже. Пока мы здесь, мы все равно что дети под вашим присмотром. Нам нужно побыть наедине, чтобы стать мужем и женой.
Мать долго молчала. Затем снова вздохнула:
– Когда я вышла замуж за твоего отца, он привез меня во Фрамлингем. Это случилось еще до того, как построили башни и новый дом. Твой отец был не графом, а всего лишь юношей, пытающимся пробить себе дорогу в жизни. Я много лет прожила при дворе, но была рада приехать сюда. Мы проводили время наедине, и я ценила эти мгновения дороже золота и графской короны. – Глаза Иды увлажнились. – По правде говоря, те недели я пронесла сквозь годы как благословение и проклятие. – (Гуго поднял брови.) – Это было самое сладостное время моей жизни. Мы были обычными новобрачными, могли делать все, что хотели, ни на кого не оглядываясь. Твой отец жарил хлеб на огне в нашей спальне, и мы кормили друг друга с любовью… – Ида с трудом сглотнула. – С тех пор нам выпадало не много подобных минут. Что не смог отнять мир, то перемололо время. – Она улыбнулась ему с пронзительной грустью. – Езжай, сын мой. Благословляю вас. Я не стану лишать вас этой сладости.