Отвергнутая. Игрушка для Альф
Шрифт:
Я чувствую трепет их плоти. Он заполняет меня до краев, пульсирует и обволакивает изнутри. Во тьме порочного забытья, ослепленная и оглушенная, нахожу губы Эрвина, и он испивает из меня хриплые отчаянные стоны. Я исчезаю на несколько долгих секунд в потоке наслаждения, и с глубоким вдохом возвращаюсь в объятия двух оборотней.
Под затихающие спазмы, что растекаются по телу слабостью и него, выскальзывают из меня и удовлетворенным смехом переворачиваются на спины. Сердце, готовое несколько секунд назад вырваться из груди,
— Мы к тебе и во сны заглянем, — шепчет Анрей на ухо, пронизывая мою дремоту нитями паучьего шелка. — Будешь наша вся… без остатка…
— Таков уговор, Ягодка, — вторит ему голос Эрвина. — Душой, телом, мыслями и снами.
Глава 12. Зов
Я вижу не сны, а размытые пятна, среди которых скользят две белые тени. Они ныряют в мутные грезы, рвут их на части, сжирают и вновь бегут. Их не должно быть здесь, но прогнать я их не могу.
— Человеческие сны очень уютные, — слышу голос Анрея. — Они совсем другие.
Белые тени исчезают, из пятен проступает солнечный лес: мшистые стволы, золотые лучи, мягкая влажная почва под ногами. И льется музыка. Игривая и мечтательная лютня.
Я иду на звук, но сон тает, и открываю глаза. В предрассветной серости Эрвин, сидя в кресле у распахнутого окна и закинув ноги на низкий столик, перебирает струны лютни, наигрывая простой, но милый мотив.
— Я тебя разбудил? — не смотрит на меня.
Покачиваются шторы на высоких гардинах от легкого и свежего ветерка. Я сонно моргаю, и мой разум медленно проясняется под незамысловатую мелодию. Плеск воды. У массивного комода умывается Анрей. Вытирает лицо, потягивается, и его спинные мышцы медленно перекатываются под кожей. Над крепкими ягодицами — две милые ямочки. Встряхивает волосами и оглядывается с улыбкой:
— Доброе утро, Ягодка.
Я отдалась им сегодня ночью. Без стыда и сопротивления. Между ног тянет и ноет, и я хочу спрятаться под одеялом, но толку-то сейчас смущаться. Я стала женщиной с двумя оборотнями, к которыми заключила сделку.
— Я у тебя одолжу штаны? — Спрашивает Анрей у Эрвина, который меланхолично кивает и сдувает со лба локон.
Если бы не близость между нами, что была полна похоти и безумия, я бы полюбовалась его отстраненным, спокойным и аристократичным профилем.
— Слушай, — говорит Анрей, натягивая штаны, — а ты нам ведь еще пирожные должна.
Медленно пропускает волосы через пальцы и обнажает зубы в улыбке.
— Должна, — кивает Эрвин и вновь пробегает по струнам.
Анрей садится на край кровати, нависает надо мной и касается подбородка:
— А у меня как раз настроение для десерта.
— Но…
— Вот кровь, — подхватывает крохотный флакончик из темного стекла с тумбочки и подносит к моему лицу. — По пять капель от каждого из нас.
Хочу забрать флакончик
— Какая ты резвая.
— Отдай, — шепчу я.
— Отдам, — щурится. — И мы тебя даже отпустим к папуле, но должна будешь вернуться.
— Нет… — зло поджимаю губы. — Не вернусь…
— Пирожные, — с угрозой повторяет Анрей. — И не просто пирожные, моя милая. А такие, что удивят нас. Этот долг все еще на тебе, и ни мы, ни Лес с тебя его не списал.
— Это нечестно…
— Нечестно раздразнить нас пирожными, — флегматично отвечает Эрвин, ловко перебирая струны кончиками пальцев. — Люди быстро забывают о своих долгах, но Лес их помнит.
— И что будет, если пирожных не будет? — сажусь, натягивая простынь до подбородка.
— Хочешь проверить? — Эрвин косит на меня надменный взгляд. — Этим утром пирожных мы не увидели. Мы крайне недовольны, и имеем право с тебя стребовать что-то взамен за рассвет без десерта.
— Нет…
— Мы тут закон, — ухмыляется Анрей. — И прислушайся к ветру, Ягодка.
— Лес принимает нашу волю, — Эрвин меняет мелодию на более печальную. — И что же два бесстыжих оборотня спросят с Ягодки за ее безответственность?
— Даже не знаю, — Анрей наклоняется ко мне, — что сравнится со сладким малиновым десертом?
Мерзавцы. Играют, выворачивают мою безнадежную ситуацию в своих интересах, а я никак не могу на нее повлиять.
— Девичий сочный ротик, — шепчет Анрей, и его губы почти касаются моих. —
И я опять тону в волчьем дурмане. Я целую Анрея, обвивая его шею слабыми руками. Простынь сползает с груди, и он валит меня на кровать. Его горячие губы касаются моей шеи и спускаются к ключице. Выдыхаю тихий стон.
Лютня замолкает, и Анрей напряженно замирает в моих объятиях, к чему-то прислушиваясь. Вместе с братом смотрят в сторону окна, как две окаменевшие статуи.
— Неожиданно, — хрипло шепчет Эрвин, будто его горло сдавили в тисках. Медленно и аккуратно откладывает лютню на столик, и по его телу бежит судорога, а затем рычит, обрастает белой шерстью и сползает с кресла на пол белым волком.
— И сразу двоих? — зло шипит Анрей, и через секунду я обнимаю зверя, который в ярости рычит на меня и скалит зубы.
Я вскрикиваю и отползаю. Опять на меня злобно огрызается и спрыгивает с кровати.
— Какого лешего? — шепчу я, наблюдая за тем, как Эрвин и Анрей набрасываются на дверь с утробным ревом.
Она с грохотом распахивается, и они с подвываниями покидают спальню, игнорируя мое присутствие, будто они услышали зов, которому не могут противостоять звериной ипостасью.
— Да и к черту вас, — цежу сквозь зубы и ищу среди складок простыни флакон с волчьей кровью. Руки почему-то дрожат, а в сердце растекается черная обида, словно меня отвергли возлюбленные. — Да где же ты?!