Отвертка
Шрифт:
— Этот туннель тянется на три километра в одну сторону и на два — в другую. Но в нем, скорее всего, есть только один такой щит. И мы выбрали место для остановки ровно напротив него. Что скажете, капитан?
Капитан продолжал улыбаться, но теперь это выходило у него чуть-чуть невесело.
— Когда преступник знает, что ему в затылок дышат сыщики, он пытается замести следы, делает неверный шаг и попадается. Но что, если дичь и охотник — одно и то же лицо? Правда здорово, а, Игорь Николаевич? Это как играть с собой в шахматы: кто бы ни проиграл, вы всегда в выигрыше.
— Может,
— Это все, что вы скажете?
— А чего говорить?
— Вам совсем-совсем нечего сказать?
— Где хоть один факт? Где мотив? Зачем мне было убивать беднягу Шона?
— Хороший вопрос! Я бы никогда не додумался, что убийца — вы. Мне помог именно мотив.
— Да?
— Из-за чего обычно убивают людей? Из-за денег. Из-за женщин. Из-за желания убрать с пути конкурента… Денег у Шона не было. Женщин он вряд ли интересовал. Но на самом деле мотив есть. И знаете какой? Шон был убит, чтобы скрыть другое, гораздо более серьезное преступление.
— Очень интересно.
— Помните, как все происходило? Как только мы спустились в туннель, Шон забеспокоился. Он что-то заметил. В конце концов он спросил у меня, как зовут этого офицера? Я очень хорошо это помню. Через минуту после того, как он подошел к вам, вы остановились возле щита. Вы уже знали, что вам понадобится топор.
Я перевел дыхание и потер колючий подбородок. Курить хотелось до обморока.
— Я шел всего в метре от вас. Вы не знали точно, что именно из разговора с Шоном мне удалось расслышать. На самом деле я не слышал почти ничего — но вы-то этого не знали! Поэтому вы рассказали мне правду — кроме самого главного. Вы сказали, что Шон спросил вас о том, где вы работаете, — и это действительно так. Вы сказали, что он хочет спросить вас о чем-то важном, — и это тоже правда. Вы не сказали только, ЧТО ИМЕННО он хотел у вас спросить. На всякий случай вы посадили на топор отпечаток моего пальца и, когда я приходил к вам в Большой Дом, намекнули, что если дело будет вести другой следователь, то меня просто арестуют — и привет. Но знаете, мне сейчас совсем не страшно. А вам?
— Вы так и не сказали, в чем состоит мотив.
Вместо ответа я вытащил из кармана мятую газету трехдневной давности и прочел:
— «Несколько дней назад английская разведка МИ-6 опубликовала список примет разыскиваемого за угон школьного автобуса с заложниками российского резидента. Сообщается, что он чуть выше среднего роста (ирландцы посмотрели на капитана), у него светлые волосы и серые глаза (ирландцы заглянули в серые глаза Игоря Николаевича), а из особых примет упоминают татуировку в виде морского змея, пожирающего подводную лодку, наколотую на левом предплечье, чуть пониже локтя…»
— При чем здесь Шон?
— Я сейчас излагаю так, будто с самого начала все понимал. На самом-то деле до сегодняшнего утра я не понимал ни хрена. А с утра все-таки понял, при чем же здесь Шон…
Капитан по-прежнему смотрел на меня. Он больше не улыбался.
— Когда позавчера я был у вас в Большом Доме, вы зачитывали мне анкету Шона. Там значилось, что Шон платил за пользование компьютерной информационной лентой. Это-то и было разгадкой. Не понимаете? Если бы я не работал в газете, то тоже не понял бы. Где журналисты и телевизионщики берут информацию? Получают с ленты новостей. В Африке случилось наводнение. В тот же миг об этом сообщила лента. Журналисты почитали, попили пивка и написали свой комментарий. С утра вы читаете этот комментарий в газете. Понятно?
— Понятно.
— Газеты в Петербурге опубликовали ваши, Игорь Николаевич, приметы во вторник. Значит, на информационной ленте они появились за день — за два до этого. Шон мог узнать о них у себя дома еще в воскресенье.
Я повернулся к Мартину:
— Ты помнишь, что спросил Шон перед тем, как пойти разговаривать с капитаном?
— Нет.
— Совсем не помнишь? Я посмотрел на вас как раз перед этим. Шон тыкал себя пальцем в предплечье, чуть пониже локтя, и что-то спрашивал.
— Слушай, а ведь точно! Он действительно говорил что-то о капитане и спрашивал, не заметил ли я чего-то такого у него на руке? Только я не обратил внимания.
Я посмотрел капитану в лицо:
— Шон знал про татуировку. Он узнал о ней еще дома, а когда приехал в Петербург и у первого же функционера спецслужбы увидел точно такую же, то просто не поверил, что так бывает… Он поступил честно. Подошел и прямо спросил — не вы ли тот герой, которого ищет вся полиция Европы? И вы поняли, что живым из туннеля Шон выйти не должен. Правильно?
Я смотрел на капитана. Капитан смотрел на меня. Секунды сочились, словно капли крови. Красивое сравнение?
Капитан молчал, и я решил нажать посильнее:
— Можете не отвечать. Есть способ проще. Мы прямо сейчас узнаем, не вы ли прикрывались детьми от пуль снайперов? Не вы ли убили Шона? Покажите нам свое предплечье. Скорее всего, вы давно свели татуировку, но нельзя же свести ее бесследно. Покажите нам руку, и закончим этот разговор.
Ни единого факта у меня не было. Дойди дело до суда, и меня сочли бы полным психом. Но мне не нужна была победа в суде. Мне нужно было, чтобы капитан на секунду потерял свое ледяное спокойствие. Всего на секунду — и тогда он обязательно проиграет.
Я должен был все это сказать. Ирландцы улетали, и я оставался с капитаном один на один. Рано или поздно ему бы надоело бояться. Тогда мой отпечаток на рукоятке топора всплыл бы в качестве реальной улики.
Остаток дней я бы провел в местах, о которых не каждая газета рискнет писать. А он все равно остался бы живым, здоровым и свободным.
Он мог просто послать меня со всеми версиями и вместо ответа вызвать по рации плечистых ассистентов. Но он ответил… Я все-таки его сломал.
— Руку? Что ли, ты хочешь посмотреть мою руку?
Пистолет сам выпрыгнул у него из-под мышки. Капитан держал его в вытянутой руке и переводил с ирландцев на меня и обратно.
Я облегченно выдохнул:
— Yesssssss!
Дебби не могла поверить:
— Так это вы? Вы действительно убили Шона?
— Ты думала, я позволю ирландским недомеркам совать рыжий нос куда попало?
— Мазефакер!
— Ага. И еще какой!
— Вас будут судить и расстреляют!
— Нет, дорогая. Меня не будут судить. Все вчетвером — к стене! Быстро!