Отвертка
Шрифт:
— Да?
— Как-то я ездил с ним в Пицунду. Это курорт на Черном море. Мы сходили на пляж, позагорали и решили зайти в грузинский ресторанчик. Я не успел еще и меню раскрыть, а Стогов все уже прочел и зовет официанта. Водки, говорит, две бутылки и две порции мжава на закуску. Официант уточняет: «Две порции?» Стогов ему — две-две! несите! Официант два раза переспрашивал, но разве Стогова переубедишь?
— Что такое мжава?
— Это грузинская капуста. Очень дешевое блюдо. Четверть цента за порцию. Причем ее подают в виде целиком
Ирландцы заулыбались.
— На следующий день мы снова пошли в грузинский ресторан. В другой, потому что в тот Стогов идти отказался. На этот раз он тщательно изучил меню, долго мялся и наконец говорит официанту: «Принесите две бутылки водки и… э-э-э… вот эту хинкали». Тот спрашивает: сколько нести? Стогов насторожился: «Один! Вернее, одну! В общем, самое маленькое!» Когда официант принес наш заказ, то даже повара из кухни вышли смотреть на мужчин, которые заказывают две бутылки и одну хинкали на двоих. Просто на самом деле это такие очень маленькие грузинские пельмени…
Когда Осокин хотел, он мог понравиться даже кариатидам некрасовского парадного подъезда. Скорее всего, эту историю он выдумал. Хотя кто знает?.. После развода с женой я много пил и предпочитал не запоминать ничего из творящегося вокруг.
Когда Брайан отправился за следующей порцией пива, Осокин все-таки перешел к разговорам, к которым давно должен был перейти… у него были пьяные и бесстыжие глаза, глядя в которые я удивлялся: как это он еще кружку назад не перешел к этим разговорам?
— Знаете, Деирдре, у вас такое странное имя… Красивое и странное… Оно что-нибудь означает?
Пока Осокин трезвый — он неплохой парень. Но такой, как сейчас… На какой-то стадии вечеринки он вдруг выбрасывал на хер верхний слой своего лица, и каждый раз я видел перед собой уже не знакомого Лешу Осокина, а снайпера. Не спеша находим цель… совмещаем мушку с прицелом… кладем палец на курок…
Ба-бах! До трусов перепачканный в помаде Осокин пожимает плечами: «Ну что ты будешь делать с этими туловищами, старик?.. Ну никакого отбоя!..»
Дебби усмехнулась.
— Это национальное ирландское имя. Из очень старинной легенды. Как у вас Василиса.
— Василиса — это не из легенды. Василиса — это из сказки. Сперва она была лягушкой, а потом вышла замуж за принца.
Мартин кивнул:
— Да-да. Я читал эту сказку, когда учился в колледже. А у оборотня, который ее украл, конец хранился там же, где и яйцо.
— Что же за легенда?
— Расскажи ему, Дебби.
— У нас в Ирландии есть такая старинная книга легенд. Называется «Книга Красной Коровы». Там рассказывается, что у короля из Дублина была дочь по имени Деирдре, которая не умела любить. Она владела магией и могла влюбить в себя любого мужчину королевства, но сама не любила никого… В общем, это длинная и старинная
Осокин начал плести что-то насчет того, что вряд ли принцесса могла быть красивее Дебби. Мартин тут же выдал историческую справку: рыжие волосы в древней Ирландии считались признаком простонародного происхождения. Дебби, запрокидывая голову, смеялась.
— Пойду еще за пивом, — буркнул я и отправился к бару.
Народу в баре успело набиться раза в два больше, чем рассчитывали те, кто проектировал стойку. Поэтому, прежде чем я получил пиво, мне пришлось потолкаться в очереди.
Бармен, наливавший «Гиннесс», глянул на меня поверх бокала и спросил:
— Это с вами настоящие ирландцы?
— Ага. Настоящие.
— Драться будут?
— Не думаю.
— А песни петь?
— Если заплатите, могут и спеть.
— Может, им футбол включить?
— Не надо футбол. Дайте пива.
Он нацедил еще один бокал и спросил опять:
— Чего ж они, раз ирландцы, не переходят с пива на виски? Обычно после пяти «Гиннессов» просят уже «Джонни Уокера».
Действительно, подумал я, чего это мы? Я привстал на цыпочки и попытался привлечь внимание парней. Те слушали, как Осокин что-то рассказывает, и громко смеялись.
Громче всех смеялась Дебби. У нее были белые зубы. Мне было неприятно смотреть на то, как она смеется.
— О'кей. Давайте «Джонни». Рэд лейбл. Одну штуку.
— С содовой?
— А как пьют настоящие ирландцы?
— Если настоящие, то пьют чистый виски, без всяких содовых.
— Тогда и мне чистый. Без всяких…
Бармен выставил передо мной приземистый бокал. По его сторону стойки отстаивались мои бокалы с «Гиннессом». Я уселся на высокий табурет и пододвинул виски поближе.
— Не правда ли, сегодня удивительно милый вечер?
Слева от меня сидела девица. Я повернулся к ней, и девица улыбнулась. Толпа прижимала нас почти вплотную друг к другу, и я ощущал запах ее дешевых духов.
Насколько я мог разглядеть, у девицы были длинные черные волосы и длинные белые ноги. Мой друг Осокин говорит про таких девиц, что они напоминают ему неприбранную кровать.
— Так себе вечерок.
— Может, потанцуем?
— А что, уже объявили белый танец?
— Пригласи меня сам.
Я выпил виски. Подумал, что содовая все-таки не помешала бы. Но не стал говорить об этом бармену.
— Знаешь, милая. В той битве, когда кайзеровские дивизии теснили наших на верденском направлении, мне оторвало правую ногу. И теперь я хожу с деревянным протезом. Так что насчет потанцевать — извини, не ко мне.
Девица сочувственно покачала головой:
— А ходишь — ничего. Как с настоящей…
— Привычка.
Она наклонилась к самому моему уху:
— Можно потрогать?
— Лучше не надо. Боюсь, от твоего прикосновения дерево может загореться. Мне не хотелось бы устроить здесь пожар.