Отверженная невеста
Шрифт:
— Император и императрица готовы вас принять…
Глава двенадцатая,
в которой герои признаются друг другу в любви, нелюбви и ненависти
Виконтесса и ее воспитанница встали — девушка поспешно, ее покровительница чуть замешкавшись. Обе были одеты для бала. Елена надела привезенное из Парижа роскошное атласное платье цвета морской волны, с глубоким декольте, украшенном цветами, и пышной юбкой, позволявшей видеть крошечные туфельки из белой парчи. Светлые волосы
Ибо девушка, внезапно бросив вызов всем условностям и решившись даже на спор со своей старшей подругой, облачилась в индийский костюм, достойный дочери магараджи. Майтрейи упрямо стояла на своем: раз уж она впервые едет на бал ко двору русского императора, то должна выглядеть как ей подобает, а именно как индийская принцесса. Изумленная Елена не нашлась с возражениями. Ее потрясло то, как горячо вдруг заговорила в скромной девушке кровь древних индийских правителей. Что тут можно было ответить? Срочно послали в лучшие магазины столицы, торгующие колониальными редкостями. Подходящий костюм прислали из английской модной лавки. Он оказался таким дорогим, что его предлагали взять напрокат, для бала. Елена, разумеется, купила его для воспитанницы, видя, как ей хочется облачиться в национальную одежду.
И впрямь, этот наряд удивительно шел девушке. Золотистая кофточка с короткими рукавами туго обтягивала юную, едва развившуюся грудь, округлые смуглые руки, украшенные звенящими браслетами от запястья до локтя. Полупрозрачное, расшитое золотом алое сари, в которое Майтрейи задрапировалась с каким-то инстинктивным изяществом, казалось сотканным из рассветных облаков. Рядом с ним плотный атлас платья виконтессы казался грубым, чересчур земным. Допущено было только одно отклонение от бенгальской моды — следуя ей, обуви не полагалось, прелестные ножки Майтрейи должны были украшать нарисованные хной сандалии. Но девушка все же надела бальные туфельки из золотой парчи. В этом вопросе она была слишком европейкой.
Когда приглашенные дамы вошли в комнаты Александры Федоровны, то первым делом услышали звуки чарующей фортепианной мелодии. Елена хорошо ее знала. Когда-то она разучивала эту пьесу вместе с маменькой. Вернее, то была не пьеса, а первая часть четырнадцатой сонаты Бетховена, Adagio sostenuto. В ту пору музыка казалась ей мрачной и унылой, от нее веяло заброшенным кладбищем, на которое приходит плакать лишь луна, — так Елена выразилась однажды. Теперь же, вновь услышав знакомые музыкальные фразы, словно отлитые из мерцающего, пронизанного лунным светом стекла, она едва не расплакалась, так живо воскресли воспоминания. Однако момент был самый неподходящий для слез.
За белым роялем сидела сама императрица. Она еще не одевалась к балу. Простое темно-синее платье подчеркивало ее худобу и вместе с тем необыкновенную грациозность. Тонкие красивые руки, подобно двум птицам, взлетали над клавишами, а в паузах зависали в воздухе. Император стоял рядом, скрестив руки на груди, и вдумчиво слушал музыку. Он первым заметил дам, вошедших в сопровождении Бенкендорфа,
Дамы низко поклонились, но Николай Павлович не успел произнести дежурного приветствия, как императрица воскликнула, импульсивно мешая немецкий с французским:
— О, мой бог! Какая дивная красота!
Никто не усомнился, что ее восторг адресовался вспыхнувшей Майтрейи и необычному наряду девушки.
— Милочка, подойдите поближе, чтобы я смогла вас как следует рассмотреть!
Майтрейи замешкалась, но Елена тихонько подтолкнула ее в спину сложенным веером. Тогда дочь магараджи, при каждом движении звеня браслетами, приблизилась к императорской чете, с улыбкой наблюдавшей за ее очаровательным смущением.
— Посмотри, Никс, — обратилась Александра Федоровна к супругу, когда Майтрейи остановилась, — ведь это настоящий старинный индийский наряд, а вовсе не маскарадный костюм!
Николай был большим любителем национальных костюмов. Он мог целый день проходить в черкесском или казачьем платье, а на бал-маскарад вырядиться китайцем или сарацином, поэтому платье Майтрейи его тоже заинтересовало.
— Так и есть, ваше величество, — вновь поклонившись, подала голос виконтесса. — Но мы приобрели его здесь, в Петербурге, в английском магазине, нарочно для бала.
— Оно наверняка принадлежало когда-то женщине из царского рода, — авторитетно предположил император.
Майтрейи разглядывали как живую куклу, а она от волнения потеряла дар речи. Ее грудь, стиснутая вышитым шелком, бурно вздымалась, щеки алели ярче сари. Она заметно вздрагивала.
— Не волнуйтесь так, душечка. — Александра Федоровна нежно пожала обе руки девушки и приветливо улыбнулась. — Мы вас не обидим! У нас тут все по-домашнему… У вашей воспитанницы, дорогая виконтесса, — обратилась она к Элен де Гранси, — лицо древнего божества. Она как будто сошла с фрески храма, затерянного в джунглях…
— И впрямь, такую красоту не купишь ни в одном английском магазине, — пошутил Николай.
Елена была тронута и удивлена столь теплым приемом. Супруги, признанные самой красивой венценосной парой в Европе, наперебой расточали комплименты незнакомой девушке, дебютантке бала. О подобной простоте обращения виконтесса никогда не слышала и привыкла полагать, исходя из собственного опыта: чем ближе к трону, тем черствее сердца.
— Однако же, дорогая моя, — вдруг спохватилась императрица, — в этом платье вы не сможете танцевать ни вальса, ни мазурки!
— Мне будет приятно смотреть, как танцуют другие, ваше величество, — наконец вымолвила Майтрейи, поборовшая свою застенчивость.
— О, нет! — покачала головой Александра Федоровна. — Мы не можем вам этого позволить. Вы в России, милочка, а здесь не принято, чтобы молодые красивые барышни сидели в сторонке во время танцев, как старушки! Пойдемте со мной, я вам подарю одно из своих платьев!
Императрица поднялась со стула, взяла девушку за руку и повела в другую комнату.
Тем временем Николай Павлович предложил виконтессе кресло, и сам уселся напротив. Бенкендорф встал за спиной Элен, не пропуская ни единого слова. Допрос начался.