Отверженная невеста
Шрифт:
— Вы… вы в своем уме? — Виконтесса побледнела, ее глаза угрожающе сузились.
— Но это на самом деле так! Отец Георгий обвенчал нас по-настоящему. О том имеется запись в приходской книге.
— Понимаете ли вы, что говорите?! — Елена чувствовала себя оглушенной, оскорбленной, выбитой из седла. Ужаснее всего было то, что она почему-то сразу поверила этому серьезному неулыбчивому человеку со шрамом на лице и орденом на груди. — Вы мне сейчас мимоходом заявляете, что мой брак с виконтом де Гранси не действителен! Что я узурпировала его имя и состояние!
Земля уплывала у нее из-под ног. Женщина боялась упасть в обморок.
— Вы напрасно тревожитесь, — видя, как она взволнована,
— Никаких прав, Савельев! — остановила его Елена, успевшая опомниться. — Официально я умерла и похоронена на тюремном кладбище. Так что вы, учитывая вашу поразительную, хотя и довольно залежалую новость, — безутешный вдовец!
— Вывернулись, — оценил статский советник. — Но я-то все эти годы знал, что вы не умерли, а сбежали из тюрьмы, поэтому не почитал себя вдовцом. По этой причине не женился, а начальству и друзьям говорил, что жена моя находится в Костроме, в доме для умалишенных.
— Не понимаю, зачем такие жертвы, — повела плечом Елена. — Я вижу теперь, что вы не способны ни жениться по-людски, ни даже овдоветь. Все какие-то фокусы.
— Благодаря этим фокусам, Елена Денисовна, моя жизнь приобрела смысл, — без тени иронии ответил ее партнер. — Я сумел переменить себя и добился высокого чина, положения в обществе ради единственной цели: найти вас и умолять о прощении!
— Вот теперь я окончательно убедилась, что вы — сумасшедший! — воскликнула виконтесса, совершенно забыв в этот миг о своем намерении не ссориться с Савельевым. С трудом надев на искаженное лицо равнодушно-любезную маску, она процедила: — Я никогда не прощу вас. Все эти годы я ненавидела и проклинала вас, а вы наивно полагаете заслужить прощение, пробормотав мне несколько пошлых слов во время полонеза?! Вы опозорили меня публично, во весь голос, а извиняетесь шепотом, украдкой! Если мы с вами действительно обвенчаны по закону, это значит лишь то, что до конца дней своих мы будем жить в разъезде! Тут не о чем больше говорить. Довольно глупостей для одного танца!
Ее отповедь отзвучала в унисон с последним тактом полонеза. Савельев галантно поклонился Елене. Он как будто вовсе не замечал, что та выходит из себя.
— У меня имелась еще одна причина искать вас и не расторгать наш брак, — вполголоса сообщил он. — Вы носили под сердцем моего ребенка…
Она не успела ответить, потому что в этот миг объявили вальс-мазурку. Собрание в замешательстве наблюдало, как император подошел к не известной никому девушке, явно дебютантке бала, и пригласил ее. На юную смуглую красавицу в кремовом кружевном туалете смотрели теперь все глаза, она оказалась у всех на устах. «Кто такая? Откуда взялась? Кто с ней знаком?»
Майтрейи растерялась на миг. Виконтесса подбодрила свою подопечную едва заметным кивком, и девушка, собравшись с духом, протянула императору дрогнувшую руку.
— Не волнуйтесь, милое дитя, — улыбнулся ей Николай. — Вы — принцесса, и должны держать себя по-царски.
— Я помню об этом, ваше величество, — шепотом ответила она, смущенно опустив ресницы.
Майтрейи была дебютанткой в полном смысле слова, она никогда не танцевала с мужчиной. Даже учителя танцев ей не нанимали, она постигала эту премудрость под руководством Елены. Однако император был настолько искусным партнером, что Майтрейи быстро освоилась. Робость принцессы улетучилась, скованные поначалу движения ее сделались уверенными и изящными. Тем временем слухи и сплетни о ней серпантином обвивали зал, и еще
Елена с облегчением вздохнула, убедившись, что Майтрейи преодолела природную застенчивость и завоевывает свою первую победу в свете с той же непреклонностью, с какой ее предки завоевывали престол властителей Бенгала. На мгновение отвлекшись от созерцания танцующих пар, виконтесса обнаружила, что Савельев по-прежнему стоит за ее спиной.
— Опять вы! Неужели вам так приятно выслушивать мои «любезности»? — спросила она, приняв шутливый тон и твердо решив уж на этот раз не злить опасного врага.
— Я хочу знать, что сталось с моим ребенком? — Мужчина не сводил с нее напряженного взгляда.
Виконтесса покачала головой, прижав к губам сложенный веер, и сквозь его планки небрежно бросила:
— Забудьте, слышите? Нет никакого ребенка, сударь. Девочка умерла на второй день после родов.
Елена не собиралась открывать ему истинное положение дел. О своем ребенке она всегда думала исключительно как о СВОЕМ ребенке, а бывшего гусара не считала не только за отца, но даже за представителя рода человеческого. Так женщине было проще любить крошечную смутную тень младенца, мелькнувшую в ее прошлом и безжалостно вырванную из него. О смерти девочки она сообщила мимоходом. Однако эффект, произведенный новостью на статского советника, изумил виконтессу. Она увидела на глазах у Савельева слезы. Он часто моргал и выглядел так, будто получил пощечину.
— Вы… плачете? — с запинкой проговорила виконтесса. — Вы сейчас плачете о той, кто не жила, а значит, не страдала, а когда-то у вас не нашлось для несчастной, всеми гонимой девушки не то что слезы — капли порядочности!
— Время все меняет, виконтесса, — глухо ответил Савельев. — Изменился и я.
Елена и впрямь не узнавала в нем ни бесшабашного гусара, ни провинциального помещика. «Неужели возможно до такой степени изменить свою натуру? — спрашивала она себя и тут же не без доли скепсиса отвечала: — В это я не верю. Но кутила выбрался в столицу, стал служить, и маска столичного чиновника намертво приросла к его физиономии. Он в меру строг и в меру сентиментален и даже приобрел тягу к рассуждениям и философствованию. Не удивлюсь, если узнаю, что он ходит по воскресеньям в церковь и регулярно исповедуется. Однако в душе у него наверняка все та же грязь и пустота. С годами он еще сделался ханжой и лицемером, только и всего!» Такой портрет нового Савельева казался ей очень верным. Она насмешливо улыбалась своему навязчивому спутнику, мечтая поскорее от него отделаться.
Граф Обольянинов явился на бал в неприметном сером фраке, стремясь не бросаться в глаза. По большей части он прятался за колонами, симулируя одышку, которая объясняла для случайных наблюдателей то, что граф сторонился толпы. Обольянинов и впрямь страдал, но от иного недуга. Ночные возлияния не прошли для него даром.
— А мне что прикажете делать? — шепотом возмущалась Каталина. — Тоже сидеть за колонной и любоваться балом украдкой?
Все шло кувырком в этот день. Проснувшись почему-то в комнате Глеба, граф не обнаружил своего воспитанника. Он искал его всюду, но тот как сквозь землю провалился. Слуги ничего не знали. «Может быть, я сболтнул этому бешеному мальчишке какой-нибудь вздор и он обиделся?» — гадал Обольянинов. Он не помнил ничего, что последовало уже за третьей бутылкой генуэзского кьянти, а выпито было, судя по пустой посуде, значительно больше.