Отверженная невеста

Малышева Анна Витальевна

— Когда вы обвенчались с виконтом де Гранси? — поинтересовался император.

Елена назвала точную дату.

— Вы ведь русская аристократка, не так ли? — продолжал строго спрашивать государь. — Приняли католичество?

— Нет, ваше величество. Я осталась православной христианкой, хотя иногда и посещаю салон мадам Свечиной. — Фраза была заготовлена Еленой заранее и произвела на Николая и на шефа жандармов должный эффект. Император остался доволен тем, что русская графиня не изменила своей вере. Всем было известно, как он суров к «перебежчикам». Взгляд его тут же смягчился, на губах наметилась тень улыбки. Бенкендорф же, услышав об известном парижском салоне, служившем

ареной шпионских игр, подмигнул Никсу с самодовольной усмешкой.

— С кем же вы там встречаетесь, у мадам Свечиной, если не секрет? — осведомился Николай Павлович.

— Могут ли у меня быть секреты от вашего величества? — с отменно разыгранным смирением отвечала виконтесса. — Я часто вижусь с моей лучшей подругой Софи де Сегюр, дочерью покойного графа Ростопчина. Мы с нею дружим с детства…

Потом император стал расспрашивать о последних днях Армана де Гранси и не удержался, чтобы не задать Елене вопрос, который недавно обсуждал с Бенкендорфом:

— Отчего же виконт скрыл от нас с матушкой свой брак? Эта таинственность непонятна, если не сказать обидна для его старых друзей.

Виконтесса ответила не вдруг. Собравшись с мыслями, еще раз взвесив «за» и «против», она решилась быть откровенной с императором, несмотря на присутствие Бенкендорфа, чье безмолвное внимание леденило ее низко декольтированную спину.

— Дело в том, что наш брак с виконтом осуществился в необычных обстоятельствах и не носил характера супружеского союза, — призналась она. — Тяжело заболев, будучи при смерти, мой покровитель вознамерился составить завещание. Близких родственников у него не осталось, а на руках находились две воспитанницы, обе сироты. Я, потерявшая родителей во время Войны двенадцатого года, и дочь магараджи Симхена, на глазах у которой убили отца и мать. Виконт опасался за нас и заключил со мной брак затем лишь, чтобы мы с Майтрейи были обеспечены после его смерти и имели определенный статус в обществе. Арман де Гранси относился ко мне как к дочери, а я к нему как к отцу…

— Так ваша воспитанница на самом деле индианка, а вовсе не Маргарита Назэр? — насторожился император.

— Да, это так, ваше величество, — подтвердила Елена. — Я не могла везти Майтрейи через всю Европу под ее настоящим именем, потому что девушку до сих пор могут преследовать люди с ее родины…

— С какой целью? — не удержавшись, вмешался в разговор шеф жандармов.

— С целью убийства, — полуобернувшись, ответила ему Элен де Гранси. — Майтрейи — принцесса, наследница престола, незаконно захваченного какими-то проходимцами при поддержке англичан. Я плохо разбираюсь в политике, а в колониальных интригах того хуже, — призналась она. — Но опасность не вымышлена, за это я ручаюсь. Уже были предприняты две попытки разыскать Майтрейи. Виконт все эти годы скрывал ее от мира, не вывозил в свет и наказывал мне в дальнейшем держать девушку взаперти…

— Бедное дитя! — воскликнул растроганный и глубоко заинтересованный историей Николай.

— Вот поэтому я и привезла ее в Россию, — неожиданно свернула на нужную ей колею виконтесса, — в надежде, что девушка обретет покровительство и защиту вашего величества, получив возможность жить полнокровно и счастливо, не скрываясь более.

— Могу вас заверить, что здесь, в России, воспитаннице виконта де Гранси ничто не будет угрожать, — пообещал император и кивнул Бенкендорфу: — Так, Александр Христофорович?

— Разумеется, ваше величество, — тотчас откликнулся шеф жандармов. — Девушка будет здесь в полной безопасности.

Елена знала: это не пустые слова. Она слышала от Алларзона, что, когда император

Николай живет в Петербурге, он ежедневно прогуливается в десять часов вечера по Невскому. Совершенно один, без охраны. Выходит на прогулку в простой, не бросающейся в глаза одежде и смешивается с праздношатающейся толпой. Его чаще всего не узнают. А те, кто узнает, кланяются, снимают шапки. Иные специально высматривают государя, чтобы обратиться к нему с просьбой или жалобой. Алларзон сам однажды увидал императора в толпе. В тот вечер моросил дождь, Николай кутался в широкий серый плащ, прикрывая нижнюю часть лица, а в руке держал зонт. «Я был поражен, словно молнией! — вспоминал опытный сыщик. — Ведь совсем недавно имел место дворянский бунт, и бунтовщики замышляли убийство царя! Русский император не производит впечатления легкомысленного человека, но ведет себя в этой ситуации попросту странно!» Поразмыслив, Алларзон резонно предположил, что в соответствующие моменты Невский наводнен шпиками Бенкендорфа, которые неотступно следят за каждым шагом переодетого государя.

Не успела Елена поблагодарить Николая Павловича, как в комнату вернулись императрица и Майтрейи, уже одетые к балу. Для себя государыня выбрала атласное платье светло-стального цвета, почти без отделки. Ее скромное декольте было украшено одной лишь нитью жемчуга, зато чрезвычайно крупного, поистине не имеющего цены. Александра Федоровна надевала этот подарок мужа почти всегда в торжественных случаях. Майтрейи была наряжена стараниями своей покровительницы куда затейливее и богаче. Ее кремовый шелковый наряд сплошь покрывали кружева. Тонкая талия, на этот раз стиснутая корсетом, была подчеркнута золотым пояском. Браслеты на руках уцелели, так же как и золотые туфельки, осталась неизменной и прическа: черные волосы разделял прямой пробор, увенчанный тяжелым узлом на затылке. И удивительно — сейчас, когда Майтрейи оделась по европейской моде, ее красота показалась еще более экзотичной.

Николай шутливо и вместе с тем восхищенно воскликнул:

— Однако, мадемуазель, вашему будущему супругу несказанно повезет! Вам к лицу решительно все, ему не придется слишком тратиться на туалеты!

— Полно, дорогой, ты снова смутишь нашу гостью, — ласково упрекнула его императрица. — Милое дитя только-только освоилось… Ступайте же в зал, мы будем следом.

И, благосклонно кивнув, дала понять, что личная аудиенция окончена.

Бенкендорф, сделавшийся вдруг необычайно любезным, предложил виконтессе проводить ее с Майтрейи в зал. По дороге он признался Елене:

— А ведь я вас вспомнил только сейчас, когда вы упомянули графиню Софи де Сегюр. Мы встречались с вами в тринадцатом году, в доме губернатора Ростопчина. Я тогда посоветовал вам искать заступничества у императрицы Марии Федоровны. Почему вы мне сразу не напомнили?

— Я предпочитаю забывать прошлое, — с невеселой улыбкой ответила она. — Говорят, это лучший рецепт от увядания!

Елена шутила, но ее глаза не смеялись. Бенкендорф тотчас уловил настроение женщины и серьезно спросил:

— Чем же закончилась ваша сложная история с вероломным дядюшкой?

— Увы, конец есть не у всех историй. — Шефа жандармов одарили очередной холодной улыбкой. — Дядюшка жив, здоров и процветает…

— Напомните-ка мне, кто он таков?

— Князь Белозерский Илья Романович.

— Вот как? — удивился Александр Христофорович. — Довольно интересная личность этот ваш дядюшка. Недавно он фигурировал у меня в одном весьма запутанном деле. Обещаю, в скором времени я до него доберусь. И кто знает, возможно, судьба отомстит ему за вас…