Отверженная невеста

Малышева Анна Витальевна

С этими словами он галантно раскланялся и, оставив дам, исчез в толпе гостей.

«Судьба в мундире жандарма! — с досадой воскликнула про себя Елена. — Семнадцать лет князь Белозерский жил всеми уважаем, никем не осужден, пользовался ворованным состоянием, и вдруг — на тебе, разом все прозрели и восстали на него! Сначала Глеб, теперь Бенкендорф… Прямо открыли сезон охоты на дядюшку!»

— Чудесный сегодня день! — Голос Майтрейи прервал ее смятенные мысли. — Императрица — само очарование! Ее нельзя не полюбить, ведь правда, Элен? — И, не дождавшись ответа старшей подруги, девушка восторженно воскликнула: — Посмотри, как здесь красиво!

И впрямь, зала, украшенная для бала и наводненная блестящей толпой гостей, заслуживала более

благодарного внимания, чем мимолетное, которое ей нехотя уделила Елена. В убранстве главенствовали живые цветы. Преобладали розы всех сортов и оттенков, разливающие в воздухе тягучие волны приторно-мускусного аромата. Розы красовались во всех жардиньерках, в огромных напольных вазах, гирляндами свешивались со стен и люстр. Их запах, усиленный влажной духотой летней ночи, порой становился таким сильным, что лицо той или иной дамы вдруг бледнело, а глаза туманились, будто в приступе страстного желания. Туалеты дам были самые роскошные. В расцветках не стеснялись — все, что могли предоставить сокровища восточных колоний, выдумки западных волшебников от моды, которая в этом сезоне предпочитала яркие краски, — все присутствовало в этом зале, ослепляя и поражая неподготовленного наблюдателя. Майтрейи была сбита с толку, очарована, взбудоражена чуть не до истерики. Она не могла взять в толк, как ее спутница может оставаться такой холодной.

— Что и говорить, дорогая моя, — откликнулась наконец виконтесса, — государь и государыня отнеслись к тебе удивительно сердечно. И тебя ждет сегодня огромный успех…

— Жаль, что Лучинка не увидит здешней красоты, — с детской непосредственностью вспомнила о своей змейке принцесса.

— Дитя! — ласково улыбнулась виконтесса. — Ты всегда готова делить свои радости с теми, кого любишь… Но представь, что творилось бы в этом роскошном собрании, если бы ты принесла сюда Лучинку! Боюсь, танцевать нам пришлось бы одним, без оркестра и кавалеров! — И вдруг посерьезнев, Елена проникновенно договорила: — Я сама сегодня счастлива оттого, что твой первый бал состоится в этом зале, похожем на розовый сад, в таком блестящем окружении. Я давно отвыкла мечтать, но нынешний вечер и впрямь похож на мечту…

— Да, на мою мечту! — восторженно подхватила девушка. — Я мечтала, чтобы мой первый бал состоялся именно в России. Как у тебя, Элен…

Содрогнувшись, Елена тотчас вспомнила свой первый бал. Черная зима тринадцатого года в провинциальной, замшелой Коломне. Не о танцах, не о кавалерах мечтала она тогда — о тройке лошадей, чтобы поскорее доехать до сгоревшей Москвы. Каким кошмаром обернулся ее дебют! С тех пор она возненавидела балы, хоть и любила танцевать. Виконтессе пришла мысль, поразившая ее. На Майтрейи, нынешней дебютантке, как и на самой Елене некогда, было случайное платье из чужого гардероба. Но это, роскошное, было выбрано заботливой и тактичной Александрой Федоровной, а то, траурное, — женой костромского городничего. Как глумилась городничиха над осиротевшей девушкой, сколько подлого удовольствия получила она, сообщая своим «фрейлинам», что на дебютантке платье из ее собственного гардероба! Елена передернула обнаженными плечами, словно пытаясь стряхнуть с них груз оскорбительных воспоминаний.

Повинуясь невидимо поданному знаку, оркестр внезапно заиграл полонез, «рыцарский танец», которым открывались русские дворцовые балы со времен Павла Первого. Елена увидела в центре зала императора и императрицу. Разговоры мгновенно стихли, все взоры обратились к венценосной паре. Николай Павлович в строгом военном мундире, высокий, стройный, был живым олицетворением рыцарской доблести. Его манера держаться завораживала зрителей, покоряла, оказывала воздействие поистине гипнотическое. Каждым движением он непреклонно обозначал огромную дистанцию между собою и всеми присутствующими, утверждая свою сверхчеловеческую, монаршую природу. Это был полонез-манифест. Александра Федоровна, по-девичьи тонкая, грациозная, словно спорхнувшая с пьедестала античная богиня, двигалась

рядом с мужем легко и плавно, как луч солнца, скользящий по мрамору. Движения императрицы были настолько красивы и вместе с тем лаконичны, что все попытки придворных дам перенять ее манеру танца так и остались безуспешными. «Легко скопировать трюк, прием, но невозможно — движение ангельской души!» — поэтично выразился Николай Павлович, узнав об этом. В Европе утверждали, что полонез в исполнении русского царя и царицы — зрелище незабываемое, ради которого стоит специально съездить в Петербург. Теперь и Елена могла подтвердить, что слухи эти верны.

Но вот появилась и вторая пара. Шеф жандармов Бенкендорф пригласил на танец графиню Виельгорскую, Луизу Карловну, урожденную Бирон. А за ними подряд потянулись еще и еще пары: министры, знатные вельможи, генералы, тайные советники. Полонез — танец имперский, государственный, где пары выстраиваются в строгом иерархическом порядке. Вскоре танцующие уже походили на некое войско, которое безукоризненно держало строй и двигалось в едином порыве за императором и императрицей. Елена не могла оторвать глаз от этого фантастического зрелища.

— Простите мне мою смелость… Разрешите вас пригласить, — вдруг услышала она рядом голос, изъяснявшийся по-французски с изрядным акцентом.

Елена тотчас узнала обращавшегося к ней чиновника из Третьего отделения, которого недавно встретила в приемной Бенкендорфа и с первого взгляда приняла за Савельева. Сейчас на нем был черный фрак вместо голубого мундира и орден Святого Владимира на груди.

Наклоном головы она выказала согласие, и рука об руку со своим кавалером направилась к танцующим, на ходу послав встрепенувшейся Майтрейи ободряющую улыбку.

Первую минуту они упорно молчали, как будто ничто, кроме полонеза, их не занимало. Потом слуха виконтессы достиг сдавленный голос партнера, заговорившего на этот раз по-русски:

— С возвращением на родину, Елена Денисовна! Я вас долго ждал… Не чаял уж и дождаться!

Виконтесса быстро, пристально взглянула ему в лицо. Она только сейчас заметила, что ее кавалер слегка прихрамывает. У нее перехватило дыхание.

— Савельев… Это все-таки вы?!

— Изменился, не так ли? — усмехнулся он. — Не похожу уже на прежнего бесшабашного гусара и вечно пьяного помещика?

— Еще вы были полицмейстером, — не без яда напомнила она. — А нынче выслужились…

— …дослужился до статского советника, — с достоинством поправил Дмитрий Антонович.

— И запросто входите в кабинет Бенкендорфа?

— Подчас, — немного обескураженно признался он, не понимая, куда клонит его партнерша.

А она молниеносно просчитывала обстановку, как генерал, обнаруживший на поле боя свежий отряд неприятельских войск, явившихся с неожиданной стороны. Увы, Елена, отправившись в свое авантюрное путешествие, совсем выпустила из виду Савельева. Он казался ей слишком ничтожной фигурой, а между тем мог представлять опасность. Он был осведомлен о том, что она сидела в остроге и «умерла», сбежав из тюрьмы. Учитывая его нынешнее место службы, он был в состоянии ее погубить. И осознав это, виконтесса удушила в себе вспышку гнева, спрятала за легкомысленной улыбкой чувство гадливости, единственное чувство, которое вот уже многие годы вызывал в ней этот человек. Она решила расположить к себе статского советника и одновременно выведать его намерения.

— Я это к тому упоминаю, — продолжила Елена, — что вы можете взять и доложить вашему начальнику о моем прошлом, и тогда… Тогда…

— Господи! — воскликнул он в сердцах. — Неужели вы не понимаете, что такой поворот событий совсем не в наших с вами интересах?

— У нас с вами имеются общие интересы? Вот новость!

— И еще какая новость! — с трудом перевел дух Савельев. — Я не мог вам этого сказать семнадцать лет назад, во время единственного свидания в тюрьме, в присутствии надзирателя… Что ж, лучше поздно, чем никогда. Наше венчание было настоящим, а вовсе не шутовским.