Ответные санкции
Шрифт:
— Почему вы обратились ко мне?
Он походил на большинство своих сверстников, перешагнувших тридцатилетний рубеж и возвышающихся над нищим окружением. Лёгкая полнота, служившая признаком солидности и достатка, внимательные тёмные глаза под массивными очками с толстыми стёклами, пальцы, непрерывно постукивающие по столешнице как по клавиатуре — всё это придавало ему вид преуспевающего банковского чиновника. IT-специалистов в Индии было очень мало, чтобы сравнивать их между собой.
— Потому что здесь не слишком много людей, озабоченных перспективой в этой, а не следующей жизни. Потому что Индия — идеальное место для апробации, быть может ещё — Непал и
Комнатка с низким потолком на три четверти была занята гудящими компьютерными шкафами, ходить приходилось аккуратно, чтобы не споткнуться о многочисленные кабели, протянутые в соседние каморки. Там за терминалами трудились программисты, способные создавать качественный продукт за пригоршню рупий в месяц. Стены со следами сырости, неизбежными отметинами периода дождей, свидетельствовали, что фирма находится в начальной стадии взлёта, он может оборваться в любую секунду, а обсуждается проект с инвестиционной ёмкостью в миллионы долларов и перспективой в миллиарды.
— Этим, как вы считаете, окупается факт, что у меня нет свободного миллиона долларов? — индус иронически приподнял бровь. — Оставим финансирование на потом, средства можно привлечь. Я имел в виду другое. Бессмертие, долголетие, загробный мир… Пахнет эзотерикой, философией и религией. Судя по платку, вы — мусульманин?
— Вас это смущает?
— Удивляет. Почему вы не обратились к мусульманам в Джайпуре?
— Мой ответ вас удивит. Я не хочу укреплять ислам.
Ирония сменилась недоверием. Уж кто-кто, а приверженцы Аллаха готовы на всё ради укрепления и распространения своей религии.
— Поясните!
— Охотно. На мой взгляд, ислам — самая совершенная из мировых религий. Он вобрал лучшее, что накоплено в христианстве и иудаизме. Он очищен от еврейского национализма и поэтому приемлем для всех. Он действительно монотеистичен, и в этом его колоссальное преимущество перед христианством с его толпой богов — Бог-отец, Бог-Сын, Бог-дух, Дева Мария плюс куча мелких святых с отдельными божественными полномочиями творить чудеса. Не обижайтесь, я знаю, в индуизме их ещё больше. Вы посмотрите на результат. Ислам с ясными и чёткими доктринами постепенно завоёвывает новые пространства, отбирая паству у христианских церквей. Как математик, вы прекрасно можете обсчитать прогрессию.
— Но вас это не радует?
— Не радует. Ислам в чистом виде, как он завещан Пророком, мир ему, отличается гуманизмом и веротерпимостью. Голые цифры, сколько процентов чтит Аллаха, сколько — Будду и Христа, не дают полной картины, так как мусульмане верят истово, а значительная часть христиан ходит в церковь из уважения к традиции. В СССР коммунисты практически задавили христианство, а ислам живёт. В Средней Азии члены КПСС открыто посещают мечеть. Такова сила ислама. И одновременно его слабость. Слишком много проходимцев, заявляющих, что они постигли волю Аллаха. Мошенники или сумасшедшие, они — словно вредоносные программы, вторгающиеся в чужую компьютерную систему и подчиняющие её своему управлению. Правоверные любят Аллаха искренне, преданно. Поэтому мусульман стократ легче подвигнуть во имя Аллаха на дикие поступки, не соответствующие ни букве, ни духу Корана. Если долголетие войдёт в мир от мусульман, тем более — радикальных исламистов, я затрудняюсь оценить последствия.
— Человечество не созрело для ислама?
Виктор тяжело вздохнул. Перед внутренним взором мелькнули перекошенные гневом лица арабов, побивавших его камнями за фотосъёмку в больнице… Двадцатый век заканчивается, но первобытные предрассудки не покидают людей, наслаиваясь на ислам. Поэтому слишком для многих мусульмане представляются невежественной толпой, способной крушить, а не созидать.
— Я не сформулировал бы эту мысль столь категорично. Но отчасти вы правы. Коран полагается брать чистыми руками. В дороге его оборачиваем в чистую ткань. Изрядная часть человечества ещё не научилась мыть руки.
Глава двенадцатая,
в которой герой снова попадает в Израиль и вновь испытывает разочарование
Всё же это счастье — гнить вместе.
У нас есть всё, чтобы быть счастливыми, но мы несчастны.
Израиль на карте напоминает острый клык, прокусивший арабское единство от Средиземного до Красного моря. Крохотная полоска еврейского пляжа разделила Египет и Иорданию. Раздвинув их, как толпу молящихся у Стены плача, чтобы записочку с заказами Богу сунуть в щёлку между камнями, к коралловым берегам втиснулся Эйлат.
Израиль страдает отсутствием красоты. В нём много всякого разного, не отнять, но красивого… Это не их конёк. Не верю, что Исаак Левитан был еврейским художником. Вот Малевич с его «Чёрным квадратом» — просто вылитый.
Эйлат пытается возместить дефицит. Он не одинок, есть Герцилия, Нетания, Бахайский сад в Хайфе, но они словно триста спартанцев перед толпой персов, отчаянные смельчаки без шансов на победу в войне. Это не моя война, поэтому для встречи с несвятым семейством, Святое семейство Христа путешествовало севернее, выбираю оазис красоты.
Олюшка и Инка предупреждены десять раз: мамедорогой путь сюда закрыт. Я не только не оплачиваю ей поездку, но обязуюсь организовать донос в МОССАД, что под видом старой перечницы в Израиль прибудет террористка-ветеран для встречи с боевиками ХАМАС. Деньги — не препятствие к её вылету, я отправляю в Москву достаточно, дукаты твёрже рубля. Откровенно говоря, рассчитываю не на благоразумие упёртой бабы, а на российскую разведку, наверняка нацепившую довесок к дочкиному смартфону. Просто задержат каргу в Шереметьево, чтобы не сорвалась встреча. В противном случае она превратит еврейский райский уголок в Сектор Газа.
Что мне нравится в Эйлате, так это отсутствие скученности, которую терпеть не могу в Тель-Авиве. Прибрежная полоса не загромождена отелями-гигантами, пляжи не увеличены за счёт длинных молов, как, например, в египетской Хургаде. Прайсы кусаются, поэтому Эйлат принимает сравнительно немного туристов, способных его оценить и оплатить.
Широким жестом снимаю номера в Хилтоне, сюда же такси привозит из аэропорта Инну и Олюшку. Домашняя террористка не испортила пейзаж, на том спасибо.
Дочь не удивляется моему увеличенному росту, она подтянулась ещё больше, бросается на шею с воплем «па-а-апка!» и с выражением такой искренней радости, что внутри меня штормовая волна смывает разочарования, сомнения, тяготы жизни двойного агента… Вот оно, настоящее незамутнённое счастье! Я отрываю её от пола и кружу в объятиях, подвергая опасности пышные растения в кадках. Еврейские секьюрити таращатся оценивающе — не повлекут ли наши страсти ущерба отелю, но мне плевать. Даже арестовать не смогут, в кармане дипломатический паспорт.