Ответные санкции
Шрифт:
Могу только предполагать, кто персонально ему насоветовал действовать столь радикально. Не исключено — сам автор декларации в Касабланке. Весомая личность, даже спорить не буду. Но опирается в основном на опыт преодоления Великой депрессии и той войны, современные реалии воспринимает, скажем мягко, опосредованно. Как и другие покойники. Судить сложно, простым смертным типа меня запрещён доступ к подобным фигурам. Я бы нашёл что спросить и у Христа, и у Мухаммеда, и у Будды. Увы… Уровень погибшего французского лётчика — мой потолок, на попытку контакта с остальными Вождь лично даёт разрешение. Точнее, почти никогда не даёт.
Босс не хочет подпустить к себе советчиков, что могут объяснить: время присоединения
Саддих Зафар косится на мой экранчик. Пронзительные чёрные глаза, обычно зияющие поверх крючковатого носа двумя провалами в камеру пыток, миролюбиво прикрыты тёмными очками. Его взгляд, сопровождающий меня повсюду за рубежом, почувствую, наверно, не только через стёкла, но и бетонную стену. Он повышен до обермайора, сиречь подполковника, и в предстоящей операции отвечает за силовую часть, как атташе по культуре. Мне, личности мягкой и интеллигентной, не считая двух собственноручно застреленных, поручена деликатная сторона. Уговоры, переговоры, увещевания… Официально я лечу в Нью-Йорк в виде официального представителя президента по весьма официальным вопросам. Буду отбиваться от наскоков журналистов, обрывающих микрофоны по поводу скрытого смысла боссового обращения. Главное, никто не должен догадаться, что сотрудники МИДа узнали об импровизации начальства только из средств массовой информации.
О своей внутренней сверхзадаче думаю редко. Просто не знаю, что думать. Уши ЦРУ торчат из конголезской проблемы в шесть рядов. Конечно, это не единственная спецслужба США из перечня способных организовать крестовый поход на Банги. Всего их семнадцать, общая численность рыцарей плаща и кинжала превышает сотню тысяч, бюджет атомный, так что кандидатов много. Но брутальность действий и заметная активизация ЦРУшников в Киншасе накануне войны отметает всех претендентов, кроме самой одиозной конторы. Мы готовим операцию против Лэнгли, против извечных соперников КГБ-СВР, то есть по принципу «враг моего врага — мой друг» действуем на благо России. Но я послан на курорт Кипра и далее по маршруту с противоположной задачей, противодействовать слишком уж успешной борьбе с американцами.
Нет, иллюзий никаких. Что российское руководство, что Биг Босс — все они не ангелы, блюдут собственные интересы и своих стран, в меру понимания этих интересов, не гнушаются сомнительными акциями, от которых готовы при случае откреститься… наверное. Не буду никогда соизмерять, на какой чаше весов больше груз грехов или весомее заслуги. Родина, а именно ради неё я добровольно-принудительно отправился в Африку, простирается далеко за пределы Кремля. Она совершенно не ассоциируется с берёзами, полями и стёжками-дрожками. На ум приходят колоссальные пробки на Можайском шоссе, давка в метро, наглые водилы маршруток, хапужестые орлы с полосатыми жезлами, пиво «Балтика» и восторженные вопли, когда наши хоккеисты побеждают за рубежом. Родина, она такая, какая есть. Иностранцы удивляются, что русские иваны умудряются любить свою варварскую державу, а я считаю это проявлением нашего народного ума. Американцы, например, обожают некий воображаемый Пиндостан, царство свободы, демократии, справедливости и политкорректности, выдающихся возможностей и далее по тексту. Никто из них даже не пытается глядеть на Штаты объективно, непредвзято, как русские на Россию.
Кстати, благосостояние Родины, «страны рабов, страны господ» зависит от равновесной устойчивости окружающего мира. Щелчок по наглому американскому носу у берегов Алжира поначалу
Примерно этот же вопрос, только в совсем неприятной форме, мне задаёт отвратительный тип в строгом чёрном костюме, до того опрятном, что нестерпимо хочется купить заварное пирожное и заляпать кремом его рукав. Чел высок, брутален, бел и самоуверен. Его напарник темнее, латинос или индус, трудно разобрать детали, когда половина морды скрыта зеркальными чёрными очками.
— Специальный агент Филлип Банкман, Федеральное Бюро Расследований, агент Иисус Родригес…
Я не даю ему договорить, из какого бюро тёзка Спасителя, явно же — не из свадебного.
— Специальный представитель Мерзляевский с дипломатическим иммунитетом. Не были бы вы добры посторониться, сэ-эр?
Оглядываюсь. Сзади афро-пограничник с любопытством глазеет на нашу тёплую компанию. Остальные пассажиры рейса обтекают вокруг, стремясь в объятия таможни. Зафар не вмешивается, но и не уходит, пусть к нему федералы не проявили интереса.
— Сожалею. Нам необходимо с вами переговорить, мистер, — федеральная горилла не желает уступать и постепенно наливается красным, догоняя оттенком свой бордовый галстук. Мне почему-то казалось, что и удавки на шее у них должны быть чёрные. Значит, информация устарела.
— Ничем не могу помочь. Обращайтесь к нашему послу через Госдеп. Без его санкции общаюсь только с журналистами и прислугой в отеле. Но вы же ни то, ни другое?
Неужели гипертоников не отсеивает медкомиссия? Я нарываюсь на хамство, кто-то из запоздалых пассажиров начинает снимать нас на телефон. Ну, врежь, червоноглазенький! Ютюб разорвётся от этого ролика…
— Речь идёт о национальной безопасности Соединённых Штатов.
— Я ей завидую. Речи завидую. Тоже хочу идти, но меня не пускают, — достаю смарт и тыкаю в тачскрин. — Секретариат посольства? Здесь Мерзляевский, у нас проблема с ФБР в аэропорту. Да! Позвоните в бюро, уточните полномочия специального агента Банкмана, имеет ли он мандат на задержание иностранного дипломата в аэропорту имени Кеннеди… Жду!
— Речь идёт также о вашей личной безопасности.
— В данную секунду я вижу только одну ей угрозу. Вас.
А ещё я вижу разрыв шаблона. Гордый гэбист притормаживает приезжего из вонючей центральноафриканской страны, а пришелец не только не брызжет почтением, но и норовит послать спецагента на самый дальний фак… Что-то новое происходит в мире!
— Вы вправе отказаться от разговора. Но прошу не предъявлять претензий, что вас не пытались предупредить.
Он совершает едва заметное движение тазом в сторону, типа освобождая проход, его чёрные штиблеты при этом почти не смещаются. Я сменяю гнев на милость. Если человеку говорят — вот пропасть, прыгай, он упрётся. Если объяснят, что всё в его доброй воле, отчего же не шагнуть вперёд?
— Пять минут. Со мной будет присутствовать ещё один человек из дипкорпуса.
Ввожу в бой последний резерв — Зафара. Пусть начинает распространять африканскую культуру прям в аэропорту. Вчетвером пересекаем сумасшедший по размерам зал, на эскалаторе уезжаем в дебри и заканчиваем маршрут в уединённой комнатке без заметных видеокамер. Не пыточная и не допросная, но подчёркнуто неуютные апартаменты.
Главный павиан при галстуке занимает центральное место за столом. Точнее, именно занятое им получается центральным. Я — напротив, на неудобном металлическом стуле, напарники подпирают стены.