Ответный удар
Шрифт:
16-17 января. 1979 года. Новоникольск – Терехово – Москва
Когда Аня ушла, я попросил Сергея Ивановича встретиться с наставником и окончательно решить вопрос с двумя ПТУшницами, предполагая, что они не успокоятся. Девки могут выпить, и по пьяному делу опять прийти разбираться. Что делать и как с ними поступить, мысли имелись. Я подробно изложил их капитану, который дополнил сказанное своими соображениями и пообещал заняться этим вопросом в ближайшее время. Сергей Иванович настоял на нашем немедленном отъезде, а сам остался в городе, чтобы пообщаться с Игорем Семеновичем. А тот, в свою очередь,
В Терехово мы приехали часов в шесть. Березин встретил нас во дворе. Когда увидел меня, выбирающегося из машины, на его лице расцвела искренняя широкая улыбка. Соскучился старик. И я по нему тоже. Побритый Иван Дмитриевич как будто помолодел. Морщины чуть разгладились, в глазах появились задорные огоньки. Даже двигаться стал пошустрее. Старик предложил гостям чаю, но Василий и Алла отказались, сославшись на неотложные дела, и сразу же уехали. Березин впустил меня в дом и закрыл дверь. Жар, идущий от растопленной печки, ударил меня теплой волной, заставив чуть сомлеть.
Березин это заметил, и, дождавшись, пока я скину куртку и ботинки, сразу же потащил в большую комнату. А там уже стоял исходящий паром самовар. Рядом примостилась пиалка с малиновым вареньем. Старик усадил меня за стол, и быстро убежал к холодильнику, доставать кастрюлю с гречкой и сковородку для яичницы.
Через тридцать минут я, отдуваясь, отвалился от тарелки. Иван Дмитриевич так обрадовался моему приезду, что устроил настоящий пир.
К гречке с яичницей присоединилась сочащаяся жиром селедочка с нарезанным кольцами хрустящим лучком. На большую тарелку Березин выложил по-быстрому нарезанные бутерброды из ноздреватого черного, ещё свежего хлеба с толстыми розовыми ломтями «Любительской», украшенной белыми кругляшами сала.
И только тогда я почувствовал, как соскучился по родной советской еде. Лопал так, что за ушами трещало. Старик с хитрым прищуром наблюдал, как я энергично уничтожаю гречку, заедая её бутербродами и селедкой.
И только когда я закончил с трапезой, лукаво улыбнулся и спросил:
– Что, Леша, родное всегда вкуснее?
– Ага, – признался я. – За рубежом тоже вкусно готовят. Но непривычно. Вроде бы всё классно. Но когда вы стол накрыли, я сразу понял, чего мне не хватало.
– То, то и оно, – назидательно поднял палец старик. – Дома и уксус сладкий.
– Вообще-то, в пословице о доме ничего не говорится, – усмехнулся я. – Там сказано «на халяву», а так мысль верная, полностью поддерживаю.
– То не суть, – отмахнулся Березин. – Главное, ты понял.
Он помолчал и спросил:
– Как съездили?
– Нормально, – дипломатично ответил я. – Всё, что было намечено, сделали.
– Молодцы, – вздохнул Иван Дмитриевич. – Понимаю, особо распространяться нельзя. Хорошо, что у вас всё получилось. Знаешь, когда я тебе окончательно поверил?
– Когда?
– Когда собственными глазами увидел, что за мразь Чикатило. Эта очкастая сволочь к себе маленькую девчушку заманила. Лет восьми-девяти. И не поспей я вовремя, – старик скривился, – Даже говорить не хочу, тьфу, мразота. Уничтожал эту гниду с большим удовольствием. Как говорил мой начальник, полковник Иосиф Яковлевич Лоркиш, «раздавил гадину с чувством глубокого морального
– Грохнули, таки Чикатило? – оживился я. – Отлично. Большое дело сделали. Считайте, Иван Дмитриевич, доброй полусотне детей и подростков жизнь спасли. Они теперь не погибнут в муках, истерзанные молотком и ножом маньяка, а будут жить, учиться, работать, детей растить.
– Грохнул, – подтвердил помрачневший Березин. – Повесил сволочь. Он ещё и обоссался, когда я его вырубал и от девчонки оттаскивал. Был животным и сдох как животное.
– Правильно сделали, – подтвердил я. – А с девчонкой, что?
– Отпустил её домой, – пробурчал старик. – Она маленькая ещё совсем. Нельзя девочкам такое смотреть.
– Тоже верно. Вас там никто срисовать не мог?
– Никто. Я шарф на подбородок намотал, на лоб ушанку надвинул, да и улица пустынная совсем была, когда уходил. А о следах своего пребывания, сам понимаешь, в первую очередь позаботился. Во дворе хаты сумку с одеждой бросил. Потом, когда к станции подошел, переоделся. Думаю, найти меня очень проблематично. Своих документов не засветил. Даже хату снял в Ростове у одинокого алкоголика. А потом ранним утром в Шахты ездил, один раз на электричке, второй – попутку ловил. И целый день там проводил. На всякий случай даже левые документы взял. Они у меня давно имелись для подобных ситуаций. Как чувствовал.
Старик подвинул ко мне раскрытую коробку с белоснежными квадратиками сахара-рафинада, выложенными ровными рядами, подставил под краник самовара чашку, повернул рычажок. Забулькал, клубясь паром, кипяток, заполняя фарфоровую емкость. Березин дождался, пока чашка почти наполнилась, повернул запор-ветку обратно, подхватил мозолистой рукой пузатенький чайничек и добавил заварки.
– Пей чай, – чашка с блюдцем оказалась передо мной. – И сахарок возьми. Мы на фронте вприкуску любили.
– Хорошо, – я поочередно подхватил пальцами два белых квадратика рафинада, положил их на блюдце, осторожно пригубил чай и поморщился. – Очень горячий.
– Так мы никуда и не торопимся, – усмехнулся Иван Дмитриевич. – Дай ему остынуть чуток.
– Так и сделаю, – пообещал я, дуя на чай.
– Леша, хочу тебя попросить кое о чём.
Я невольно напрягся:
– Внимательно вас слушаю, Иван Дмитриевич.
– Не желаю сидеть на печи, пока вы действуете, – заявил Березин. – Конечно, я уже не молод. Но сила в руках ещё есть, могу быть полезен. Может, это мой последний шанс, принести пользу стране. Вас же немного, и каждый человек на счёту. А я не желаю штаны просиживать, пока судьба Родины решается. Я за неё кровь в Великую Отечественную проливал, а сейчас вы мне предлагаете в стороне остаться? Не получится! Поговори со своими, чтобы меня подключили.
– Иван Дмитриевич, – вздохнул я. – Вы же понимаете, решения принимаю не я.
– А кто? Сергей Иванович? – цепко глянул Березин.
– Он тоже решает далеко не всё. Командует Петр Иванович Ивашутин. Но если вы так хотите не оставаться в стороне, пообщайтесь сперва сами с капитаном.
– Так и сделаю, – кивнул старик. – Поговорю обязательно. Сразу, как только его увижу.
– Правильно. А я вас поддержу, если что.
Приятная сытость и тепло, идущее от печки, разлились по телу блаженной истомой. Я откусил кусочек рафинада, запил чаем и прикрыл глаза. Чувствовал: ещё немного и вырублюсь прямо здесь за столом.