Ответный визит

Шейнин Лев Романович

Когда мы оказались на чужом берегу, я едва не выскочил из машины и не побежал обратно, к погранзаставе, куда увели разведчика с его напарником. О чём же я — дурная голова! — спрашивал? Да ни один разведчик не посылается на задание под своим именем! У них имена чужие и биография, так называемая легенда, тоже чужая, придуманная или у кого-то взятая, для маскировки. Какой же мог быть на той стороне Лазарёв? А Константинов? Или Петров? Скрытое, затаённое сходство было в этих фамилиях, в их тайной близости Константину Петровичу Лазареву, ушедшему раньше нас за эту пограничную реку, к тем дальним сопкам, на которых, я уже знал, укрепились самураи. По этим сопкам нашей батарее предстояло вскоре открыть огонь, а роте старшего лейтенанта Прибыткова пойти

на их штурм…

… Когда я вернулся с той короткой и стремительнопобедной войны — она вошла потом в историю Великой Отечественной как Маньчжурская наступательная операция, — то сразу же стал искать Лазарева. Из города Барнаула не пришло никакого ответа. Военные архивы и штабы, куда я обращался, неизменно отвечали, что сведениями о Лазареве не располагают. Наконец, через несколько лет, судьба привела меня в Барнаул. Дом номер шестнадцать на улице Сизова я не нашёл, его снесли давным-давно, домовая книга в архиве горкомхоза не сохранилась. Из Лазаревых, интересовавших меня, в городе никто не проживал. И сколько я потом ни искал Лазарева по разным городам — не нашёл до сих пор.

Остаётся добавить, что каждый год в День Победы, когда наступает Минута Молчания и мы стоим рядом с отставным инженер-полковником Телепневым, устремлённые в прошлое, я вижу зааргунские степи, по ним идёт — нет, не наш полк в составе огромной армии, а крошечная группа из четырёх человек. В ней Константинов и Петров, очень похожие на Лазарева, сам Лазарев и наш начальник штаба, бывший комбат Титоров, убитый под городом Хайларом при штурме высоты Обо-Ту. Какие это были ребята!.. И рядом с ними, улыбаясь мне из дальнего далека, стоит в своём синем берете со звездой Лида Ёлочкина. Её сразил осколок снаряда, когда она с термосом за плечами пробиралась на наблюдательный пункт нашей батареи.

Леонид Млечин

Картины города при вечернем освещении

— Пока доберемся, совсем стемнеет, — озабоченно пробормотал Касуга. Он включил фары и прибавил газу.

Снопы света выхватили из сумрака ровную дорогу. Вокруг сразу стало темней, редкие крестьянские домики, мелькавшие по обе стороны шоссе, слились с черными квадратами полей, небольшими рощицами. Имаи равнодушно смотрел прямо перед собой: разглядывать скучный пейзаж не было ни малейшей охоты. Поля, домики, опять поля. Чуть отъедешь от Саппоро — и уже в деревне; дороги узкие, машин почти нет. После переполненного Токио чувствуешь себя как в пустыне. Имаи зевнул и украдкой взглянул на своего спутника: Касуга, положив обе руки на руль, уверенно вел машину, снижая скорость на поворотах и вообще соблюдая все правила. «Касуга всегда спокоен, — подумал не без раздражения Имаи, — впрочем, кто родился и вырос на Хоккайдо, все такие. У них за зиму чувства отмерзают». Когда Имаи несколько месяцев назад приехал в Саппоро, то еще застал настоящую, не токийскую зиму; морозы несколько дней стояли жестокие, ртутный столбик на градуснике за окном полицейского управления упорно держался на двадцати градусах ниже нуля, и Имаи сильно мерз. Теперь и на Хоккайдо пришло лето, но Имаи не мог без содрогания вспоминать об ушедшей зиме.

Стрелка спидометра качнулась вправо, и сразу же надоедливо запищал сигнал, замигала красная лампочка.

— Выключите вы его, — взмолился Имаи.

Касуга ухмыльнулся.

Установленные вдоль дороги «незримые полицейские» — электронные датчики — сигнализировали водителям о превышении скорости. Соответствующие приемные устройства полагалось устанавливать на всех машинах, но зачем они полицейским автомобилям, Имаи понять не мог. Чистый формализм.

— В этом году резко увеличилось число дорожных происшествий, слишком много людей гибнет на дорогах, — как всегда, обстоятельно объяснил Касуга. — Полицейские тоже иногда злоупотребляют своим положением,

особенно патрульная служба.

Имаи уныло вздохнул: до чего же скучный человек, от его рассудительных речей мухи дохнут. «Один из лучших инспекторов, богатейший опыт, — так характеризовали Касуга в штабе полиции префектуры Хоккайдо. Вам интересно будет с ним поработать». Как же! Имаи полез в карман за сигарами, вспомнил, что Касуга не курит, секунду колебался, потом все же решился. Касуга, не глядя на него, выдвинул пепельницу и приоткрыл окно.

Вечерняя прохлада скользнула в машину, свежий воздух обдувал лицо. Имаи поудобнее откинулся в кресле, высоко поднял подбородок, сигара оказалась где-то на уровне глаз. Хорошие голландские сигары замечательная штука, хотя они не прибавили ему друзей в штабе полиции, где не курят ничего, кроме популярных в Японии сигарет «Севен старз» и «Майлд севен». Ну да ничего. Конечно, отношения с людьми необходимо поддерживать («„Хьюман релейшенз“ [5] и полиция» — так назывался курс лекций, прочитанный слушателям полицейской академии чиновником из ФБР), но поди установи добрые отношения с человеком, который старше тебя на двадцать лет, а до сих пор всего-навсего инспектор и инспектором уйдет на пенсию. Имаи покосился на золотую нашивку на околыше фуражки Касуга. Сам Имаи ходил только в штатском: во-первых, не любил форму, во-вторых, две звездочки на петлицах — инспектор полиции — раздражали людей типа Касуга, которые до тридцати лет ходили в простых полицейских. А Имаи только что двадцать семь исполнилось.

5

Хьюман релейшенз (англ.) — отношения между людьми.

Касуга переключил фары на дальний свет. Стемнело окончательно. Одно за другим гасли окна домов, подобравшихся к самой дороге. Крестьяне ложатся рано.

— Долго еще? — спросил Имаи.

— Вот огни впереди, — показал Касуга, — это магазин. За ним километрах в десяти дом этого, которого ограбили.

Местное отделение полиции обратилось за помощью к городскому следственному отделу, столкнувшись с трудной задачей. Хозяин дома, в прошлом владелец небольшой фабрики, одинокий человек, вернувшись из города, нашел свой дом ограбленным. Полицейские не могли найти никаких следов.

Касуга сделал резкий поворот, чтобы съехать к мосту через мелкую речушку. Имаи, ухватившись за подлокотник, вдруг вскрикнул:

— Смотрите!

Прямо на шоссе, буквально в нескольких метрах перед ними, неподвижно стоял человек.

Свернуть было некуда: узкая дорога была сооружена на высокой насыпи и с обеих сторон круто обрывалась вниз. Касуга резко нажал на тормоза.

Имаи зажмурился, услышав глухой стук удара… Машина наконец остановилась. Касуга выскочил на шоссе. За ним вылез Имаи.

Он обошел вокруг машины. Бампер погнут, левая фара разбита, капот залит чем-то темным. Имаи потрогал рукой — кровь.

— Имаи-сан! Возьмите у меня под сиденьем фонарь.

В луче фонаря Имаи увидел распластанное на земле тело. Машина с такой силой ударила человека, что он отлетел на насыпь. Имаи поднял фонарь повыше. Лицо было спокойно, даже невозмутимо. Или Имаи показалось?

Касуга встал с колен.

— Мертв. Ещё бы, он даже не пытался увернуться.

— Может быть, слепой? Или глухой? — предположил Имаи.

Касуга подошел к машине.

— У меня есть вспышка. Пойду сфотографирую. А вы вызывайте по рации «скорую» и дорожную полицию. Во-первых, нас ждут свои дела, во-вторых…

Имаи понял, что имел в виду его напарник: Касуга, видимо, вообще до выяснения обстоятельств дела отстранят от службы. Убить постороннего человека в перестрелке с преступниками — такое случается. На это главное управление иногда закрывает глаза. Но сбить человека, и даже не во время погони…

Имаи зябко повел плечами. Между тем Касуга уже фотографировал машину и участок дороги.