Ответочка
Шрифт:
Как они оказались на диване? Дженшин вряд ли мог ответить на этот вопрос. Словно включился телепорт из фантастических фильмов и перенес их из-за стола на кожаную поверхность, которая поскрипывала под весом двух тел. И этот коварный телепорт бросил две фигуры в объятия друг друга.
Дженшин обнаружил в какой-то миг, что неистово целует шею Минори, а та поднимает голову к потолку и вплетает пальцы в его волосы. В другой миг он уже сидит без пиджака и рубашки, а она покусывает его соски и тихонько царапает грудь. В следующее мгновение уже он ласкает её белые упругие груди, а она
Юбка скользнула вниз, открыв взору Дженшина кружевные черные трусики, больше похожие на паутинку. Эта паутинка скрывала немногое… Минори присела на колено мужчины, и он почувствовал, как кожа на бедре стала горячей, будто к ноге приложили грелку с кипятком.
Её пальцы расстегнули ремень и аккуратно потянули бегунок молнии вниз. Он в это время оглаживал бедра Минори, скользил ладонями по талии и выше.
Шумное дыхание двух людей заглушило мелодию. Минори высвободила из пут ткани вздыбленный член, склонилась над ним, провела бархатистым языком по головке и вобрала его в горячий рот до половины…
Что заставило Дженшина оттолкнуть её от себя в этот момент? Он и сам не знал.
Ему было приятно, ему было хорошо…
Но это было неправильно!
Да, Дженшин жаждал Минори, хотел её каждой клеточкой тела, но перед глазами возникло лицо Кацуми, и желание словно отсекло лезвием гильотины.
Минори удивленно распахнула глаза и снова потянулась к хозяйству мужчины. Дженшин остановил её. Он понимал, насколько глупо сейчас выглядел, когда с торчащим фаллосом сдерживал возбужденную женщину, но ничего не мог с собой поделать. Он знал, что в любом случае Минори посчитает его уродом, знал и всё равно остановил её.
— Что-то не так? — прошептала Минори. — Я сделала тебе больно?
— Нет, дело не в тебе. Ты великолепна, потрясающа, но у меня есть Кацуми, — ответил Дженшин, засовывая каменное хозяйство обратно в ширинку.
— Но её же нет сейчас. Неужели так всё сложно?
— Она вернется и я… Пойми, я не могу так.
Минори посмотрела на него долгим взглядом, потом отвернулась от Дженшина и спрятала лицо в ладонях. Худенькие плечи затряслись, и всхлипы начали составлять дуэтную партию Луи Армстронгу. Дженшин провел рукой по спине, но она лишь дернула плечом, сбрасывая его руку.
— Уходи-и, — донеслось сквозь рыдания. — Ухо-оди.
Дженшин поднялся. Он ещё секунд десять стоял возле обнаженной женщины, которая сотрясалась в плаче. Он не знал, что ему делать — как утешить Минори? Погладил по голове, но женщина снова отстранилась.
— Прости меня, Минори… Я сейчас уйду. Я не должен был приходить вообще.
Слова казались такими дурацкими и фальшивыми, что он замолчал.
— Я-а… Я хотела всего лишь кусо-очек счастья. Ты мне понравился и… и я не смогла совладать с собой. Ду-думаешь легко найти время для личной жи-жизни? — Минори взглянула на Дженшина заплаканными глазами. — У меня уже полгода ни-никого не было и ты… — женщина вновь уткнулась в ладони.
Дженшин помялся ещё полминуты. Тягостное молчание затягивалось.
— Прости, — прошептал он и направился к выходу.
Глава 15
Третью
Кацуми уже привыкла, что он в одно и тоже время звенит ключами в замке. Она каждый раз с замиранием сердца ждала, что король снова потащит её в комнату с экранами вместо стен и там в очередной раз сотворит одну из сцен. Но Кэтсу Исикава не делал этого. Он два раза брал с собой Азуми, и под голос чтеца всегда раздавались крики.
Каждый раз Кацуми испытывала облегчение от того, что сегодня не она и сердце сжималось, когда мужчина приносил Азуми обратно.
Её соседка всё больше сходила с ума. Она почти не спала, бормотание перерастало в визг и это зачастую происходило в тот момент, когда Кацуми ненадолго засыпала. В такие моменты миссис Ямамото словно подбрасывало на кровати, и она ещё минут пять старалась унять бешено стучащее сердце.
Однако, Азуми не лезла драться. Она посматривала на Кацуми с тем самым прищуром Братца Лиса, но не ругалась и не оскорбляла соседку.
Всё чаще и чаще Азуми бормотала о черничном пироге и о том, какой он вкусный, почти как скипетр короля, только с сахаром. Кацуми старалась не разговаривать с соседкой. Она подходила к столу тогда, когда Азуми забирала свою часть и прихватывала часть Кацуми. Пусть ест, решила Ямамото, зато без скандалов.
Постоянный страх перед очередным изнасилованием выматывал нервы не хуже бормочущей Азуми. Стресс — бич двадцать первого века, хлестал Кацуми изо дня в день и заставлял вздрагивать от каждого шороха. Она пыталась написать что-либо про короля, но каждый раз он забраковывал её текст.
Ему не нравилось, что она писала о короле, как о добром человеке, не нравилось, что она писала, как о злом. Не нравилось, что она делала его справедливым или подлецом. Он едва не разнес ноутбук в дребезги, когда услышал, что король милосерден. Недовольно прорычал, когда услышал, что Кацуми назвала его свирепым.
Порой, миссис Ямамото даже завидовала Азуми — её он просто трахал и не требовал никаких творческих изысканий.
От отчаяния Кацуми начала писать новую историю. Для себя. Также, как начала писать, когда счета за дом, газ, электричество ввергали её в пучину ненависти к себе, к малозарабатывающему мужу, к правительству, которое своими бюрократическими преградами не давало домохозяйкам никакой подработки, кроме официанток и посудомоек.
В то время она начала писать о любви. Писала неумело, через раз ошибалась, злилась на себя, но продолжала. Книги по писательскому мастерству помогали в какой-то мере, однако, больше всего помогали другие книги — те самые, которые продавались с первых полок, сверкали глянцевыми обложками и расходились многомиллионными тиражами.
На этих обложках мускулистые молодые люди страстно обнимали прекрасных женщин, а те заглядывали в глаза с такой собачьей преданностью, что Кацуми хотелось просто взять и встряхнуть их.