Ответы на засыпку
Шрифт:
— Вот это ты зря, — обиделся Будка. — Кое-чего, между прочим, можем.
— И чего же мы «кое-чего можем»? — передразнила его Зойка.
— Дрова колоть, копать, — с важностью изрек Митька. — Видела бы ты, какую я там одному фермеру канаву забацал!
— От тебя, Будка, я такого не ожидала! — с искренним изумлением воскликнула Зойка.
— Жизнь заставит — всему научишься, — многозначительно произнес он.
— Ты что же, все лето ему канавы копал? — поинтересовалась я.
— Да нет. Всего неделю, — пояснил Митька. — А потом началась прополка. И вообще, ему там обустраиваться надо было,
— Ох, не знала я, Митенька, что ты так сельское хозяйство любишь, — закатила глаза Зойка.
— Я деньги люблю, — с душевной простотой ответил ей Будка. — А фермер мне платил. Не очень много, но платил.
— И сколько же ты заработал? — поинтересовалась Зойка.
— А это коммерческая тайна, — отрезал Будка. — Сколько ни есть, все мои.
— Да я, собственно, и не претендую, — хихикнула Зойка. — Не хочешь — не говори. Я просто из вежливости спросила.
— Все равно не скажу, — уперся Митька, но слова его заглушила громкая музыка.
Весь школьный двор пришел в движение. Народ заметался в поисках одноклассников, чтобы выстроиться на торжественную линейку. Кстати, в прошлом году мы, все пятеро, ее пропустили. Так получилось. А потому мне хотелось, наконец, увидеть, как это происходит первого сентября.
Правда, в прошлом году приезжал мэр города собственной персоной. И не просто чтобы поздравить нас с началом нового учебного года, а чтобы открыть новое, свежепостроенное и оснащенное по последнему слову техники здание нашей школы. Те, кто видел, говорят: было очень торжественно. В этом году, разумеется, будет проще. Но все равно интересно.
Однако я ошиблась. На торжественной части не произошло ничего примечательного. Мы довольно быстро нашли всех наших, которые уже выстроились под руководством Марии Владимировны Предводителевой — или, как мы называем ее, Предводительницы.
— Скорей, скорей, — увидав нас, скомандовала она.
Мы стали в строй.
— Слушай! — ткнула меня в бок Зойка. — А Винокур-то еще вытянулся.
Я посмотрела. Серега Винокуров и впрямь возвышался над всеми.
— Сечешь? — продолжала Адаскина. — Если так дальше пойдет, он скоро мячик будет просто так, без усилий, в корзину класть.
— И действительно станет звездой баскетбола, — подхватила я.
— Вот-вот, — усмехнулась моя подруга. — А мы все, незнаменитенькие и скромненькие, будем гордиться, что с ним в одном классе учились.
— Пусть сперва еще вырастет, — не торопилась я с выводами.
Наш директор Виктор Владимирович Макарихин (или попросту Макарка В.В.) начал толкать торжественную речь. Вслед за ним слово взял завуч Николай Иванович Камышин (Ника). И то и другое, естественно, было жутко скучно. Мы и без Макарки с Никой знали, что школа у нас образцовая, учиться в ней — «большая честь и ответственность», а «старшеклассникам нужно в этом году особенно подтянуться», потому что они стоят «на пороге самостоятельной жизни». Такими торжественными речами нас потчуют чуть ли не с первого класса, но почему-то говорят обо всем этом с таким многозначительным видом, будто никто никогда еще такого не слышал.
К тому времени, как слово взяли учителя, мы окончательно скисли. В особенности это было видно по Винокуру, который от нечего делать переминался с носка на пятку, и коротко стриженная его голова, как маятник, раскачивалась над строем.
Посмотрев на Серегу, Зойка несколько раз зевнула. Затем голубые ее глаза неожиданно блеснули, и она, дернув за рукав Сидорова, громко произнесла:
— Ой, Тимочка, извини. Совсем забыла поздравить тебя с рождением братика.
Обычно, когда людей с чем-нибудь поздравляют, они вроде бы радуются. Сидор, однако, повел себя совсем по-другому. Затравленно взглянув на Адаскину, он буркнул:
— Спасибо.
После чего спешно отвернулся. Я кинула выразительный взгляд на Зойку. Предупреждала ведь ее еще по телефону: «Оставь, пожалуйста, Сидорова в покое по поводу его братика!» Так нет ведь: прямо распирает ее. Ну, чего, спрашивается, травить человека? Она же в курсе ситуации. Я ей рассказала то, что мне Клим сообщил. У Тимки на почве рождения младшего брата настоящая депрессия. Братик появился в самом конце июля. Назвали его Гавриилом. Тимке это ужасно не понравилось. Потому что сам он предлагал назвать ребенка Петром, ну, в крайнем случае, Павлом. Однако предки не захотели, У них чего-то там неприятное связано с этими именами. А Тимка по этому поводу Климу сказал:
— Ну ни о чем родители не думают! Как, скажи на милость, нормальному человеку жить с таким именем? Сам, Круглый, прикинь. Детский сад — еще ладно. Но вот пойдет он в школу Гаврилой. Его с первого класса на смех поднимут. И после будут над ним дико ржать всю дорогу. Я предкам об этом твердил, а они возражают: «Ничего подобного. Замечательное имя. И архангел такой есть». Представляешь, Круглый? Это тот самый архангел, который должен своей иерихонской трубой возвестить о конце света! Назвали ребеночка! А как назвали, так и пошло. Иерихонской трубы у брательника моего, правда, нет, но это все фигня. Он безо всякой трубы обходится. Своей собственной глоткой.
В общем, этот Гавриил Сидоров, по словам Тимки, орет постоянно с утра до вечера. Вернее, с вечера до утра. С наступлением дня он как раз выдыхается и засыпает. А ночью со свежими силами наверстывает упущенное. Тимка от этого совершенно дошел. Он Климу жаловался, что, мол, любой будильник лучше Гаврилы. Потому что у любого будильника имеется кнопочка. Нажал — и звонок выключился. А вот младшего брата выключить совершенно невозможно. Даже соской. Он принципиально ее не принимает. Выплевывает.
То есть жизнь у Сидоровых пошла напряженная. Тимка теперь почти не спит. Ладно еще, пока были каникулы. Можно днем наверстать упущенное. А сейчас... Я внимательно посмотрела на Тимура. Веки у него были и впрямь красные, припухшие. Видимо, «иерихонская труба» и сегодня не умолкала. Кстати, Клим мне еще рассказал, со слов Сидорова, что предки его показывали Гаврилу разным врачам, и все признали его совершенно здоровым. По мнению докторов, ребенок просто перепутал день с ночью. Со временем рев пройдет. Когда же Тимкины предки пытались уточнить, сколько это «со временем» будет длиться, один из врачей ответил: «Определенно не скажу. Может, завтра замолчит, а может, и через год». Тимка пребывал в ужасе. Он говорит, что год без сна точно не выдержит. Так что я на Зойкином месте не стала бы наступать на такую больную мозоль.