Ответы на засыпку
Шрифт:
Зойка, однако, не унималась.
— Тимочка, — снова затеребила она Сидорова. — Я что-то не вижу радости. Такое событие! Младший братик родился.
— Отстань. — В голосе Тимки послышалась ярость.
— Фу, как грубо, — сморщила нос Зойка. — Все-таки, Сидоров, ты как был хамом, так и остался. Все твои изменения чисто физиологические.
— Слушай, Адаскина, — чувствовалось, что Тимка уже едва сдерживается. — Если ты не заткнешься, то я тебе действительно нанесу серьезные физиологические повреждения.
Зойка невольно попятилась. И скороговоркой
— Ну, раз ты, Сидоров, такой нервный, молчу, молчу.
Тимка резко отвернулся и больше на нас не смотрел.
— Кажется, я в прошлом году была права, — немедленно переключилась на меня Зойка. — У Сидоровых родилось нечто еще хуже Тимки. И я ведь это предсказывала.
— Жаль, что сбылось, — искренне посочувствовала я Тимуру.
— Наоборот, — возразила Зойка. — Пусть увидит себя со стороны.
— По-моему, он не только на себя со стороны, а даже на окружающий мир уже смотреть не способен, — ответила я. — И ты, Зойка, к нему больше с этим не лезь. Разве не видишь? У него нервы на пределе.
— Да нет, просто психом был, психом и остался, — передернула плечами моя подруга.
Торжественные речи закончились, вслед за этим немедленно возник огромный одиннадцатиклассник, на плечах у которого восседала крохотная первоклассница с огромными белыми бантами в волосах и колокольчиком в руке. Такая, знаете ли, оригинальная символическая картинка под названием: «Первый звонок в новом учебном году».
Первоклассница потренькала своим колокольчиком, и ее пафосно унесли.
— Ну, ребята, кажись, отмучились! — раздался громкий и радостный голос Сереги Винокура.
Классы начали один за другим запускать в здание. По случаю первого сентября турникеты были отключены. Поэтому мы смогли пройти внутрь дружными рядами. А вообще-то в наше учебное заведение можно попасть лишь с помощью «личной карточки ученика», и каждый ваш приход и уход фиксируется на компьютере.
Но, повторяю, сегодня царила свобода.
Едва мы расселись в классной комнате, наша Предводительница сперва поздравила нас от себя с новым учебным годом, а затем принялась объяснять, что такое девятый класс и какова его роль в нашей жизни. Оказывается, это не просто очередной класс, а «очень серьезный этап нашей судьбы».
— Так сказать, — подчеркнула Мария Владимировна, — первый шаг во взрослую жизнь. Винокуров, что ты там потерял под партой?
— Шнурок развязался! — радостно сообщил Серега. — Третий раз уже за сегодняшнее утро завязываю.
— Очень интересно, — покачала головой Предводительница.
— Но вы же сами спросили, — с изумлением посмотрел на нее Винокур.
— Спросила, потому что тебе, по-моему, следует, как никому, внимательно меня слушать. В десятый класс, Винокуров, между прочим, попадут отнюдь не все. Следует в течение всего этого года обращать особенное внимание на оценки. И экзамены, я хочу подчеркнуть, вам предстоят в конце девятого класса серьезные.
— Агата, — склонилась к моему уху Зойка, — ты помнишь, чтобы она хоть разок советовала не обращать внимания на учебу?
Я молча покачала головой. Естественно, я такого не помнила.
— А представляешь, — продолжала моя подруга, — какой был бы прикол? Вот являемся мы первого сентября в школу, а Предводительница нам говорит: «Ребята, нынешний учебный год предстоит очень легкий. Так что не берите в голову всякие там оценки, успеваемость и наслаждайтесь жизнью. Все равно мы обязаны всех вас перевести в следующий класс».
Едва представив себе, что такое происходит из уст нашей сверхстрогой Предводительницы, я громко фыркнула.
— Девчонки, — немедленно ткнул меня в спину Будка. — Если чего есть смешного, то поделитесь.
— В самом деле, — подхватил его сосед по парте Серега Винокуров. — Потому что про девятый класс мы и без Предводительницы все знаем.
— Вот именно, — расплылся в широкой улыбке Будченко. — Чего зря огород городить. Кто как учился, тот так и будет.
Адаскина немедленно обернулась и, внимательно посмотрев на него, сказала:
— Выходит, Митенька, мы последний год вместе учимся.
— Это еще почему? — разинул рот Будка.
— Не переведут тебя в десятый, — вздохнула Адаскина.
— Как это так? — возмутился Митька. — У меня ведь всего шесть троек.
— Вот именно, — очень серьезно произнесла Зойка. — А в десятый класс возьмут только тех, у кого троек нет.
— Иди ты! — схватился за голову Митька. — Откуда ты знаешь?
— Все знают, — прежним тоном продолжала моя подруга.
Я и сама уже не понимала: то ли она над Будкой издевается, то ли это действительно правда? Лицо у Зойки было совершенно непроницаемым.
— А мне плевать, — махнул рукой Винокур. — Пускай не берут. Я все равно собираюсь на следующий год в спортивную школу переходить.
— Ты что? — еще сильнее расстроился Будка. — Как же мы без тебя?
— Вот уж, Митенька, не твоя печаль, — хмыкнула Зойка. — Тебя-то тоже здесь уже не будет.
— Куда ж мне деваться? — все сильнее впадал в тоску Будченко.
— Так за этим тебе девятый класс и дается на размышление, — назидательно изрекла Зойка. — Можешь целый учебный год думать, куда пойти. В колледж, училище или сразу на работу. Но вообще-то, если повезет, тебя, может, даже в какую-нибудь другую школу попроще примут.
— А фигли ты, Адаскина, меня раньше времени похоронила? — вдруг обозлился Будка. — Может, я еще девятый класс лучше тебя закончу.
— Разве я против, — откликнулась Зойка. — Старайся, мальчик, дерзай.
— Да на фига тебе стараться, — вмешался Серега. — Лучше по-быстрому в баскетбол к нам записывайся. Если способность проявишь, то вместе потом в спортивную школу определимся.
Я усмехнулась. Винокуру дай волю — он вообще бы весь мир в обязательном порядке заставил заниматься баскетболом. У него даже на всех майках написано: «Моя жизнь — баскетбол». И это полностью соответствует Серегиной сути. Ибо все, что не касается баскетбола, его совершенно не колышет. Такой вот у нас Винокур.