Отягощенные злом
Шрифт:
Очередная пуля ударила у бруствера, осыпав их землей.
— Снайпер. Не высовывайся…
— Лежи. Лежи, б…
Воля начал перевязывать своего напарника… ранение тяжелое. Местные часто стреляли охотничьими патронами — они же не армия, им на Женевскую конвенцию плевать…
— Давай сам…
— Сам, сам… Лежи, б…
— Щас нас… голыми руками возьмут.
— Хрен им…
В небе, над головами, прошелестели НУРСы, пущенные с вертолета по позициям противника…
Оставив на месте двоих снайперов и пулеметчика с пулеметом, которому было больше всего лет, дембеля спускались вниз,
Они видели двоих… они лежали правее за каким-то странным валом и стреляли в сторону моджахедов. Точнее, один стрелял, а другой был ранен. На обоих были пуштунские безрукавки и шаровары. Духи?
Бородач достал маленькую «тактическую лупу» — насадка имела семикратное увеличение, ее можно было ставить на стандартный коллиматор, превращая его в эрзац-оптику, а можно носить и в кармане, на случай если придется что-то разглядеть и чтобы не светиться биноклем, первой целью для снайпера. Увидел две снайперские винтовки, перевел взгляд чуть ниже, увидел неказистые, но крепкие армейские ботинки, такие, в каких был он сам. Конечно, и духи могли купить себе ботинки, на базаре их продают, но…
— Прикрой.
Он перебежал под огнем, плюхнулся рядом со снайпером на осыпь:
— Вы кто такие, на хрен?!
«Пуштун» добил в противника магазин «СВД», отвлекся, чтобы перезарядить.
— Флот… Ложись!
И снова — хлесткий удар.
— Черт… — бородач достал жгут… — правильно говорят: не делай добра, не получишь и зла. Я весь срок без ранений…
— С почином…
— Да заткнись ты! Надо отступать к вертолету…
— Мой напарник трехсотый, тяжелый.
— Вынесем… — Бородач перетянул рану, наклеил поверх заранее заготовленный пластырь, закрутил рукой, указывая на сбор…
Грибоедов не первый раз высаживал и не первый раз забирал десант под огнем, а потому знал, что делать. Для него это было в какой-то степени даже рутиной… точно так же, как для обывателя рутиной является поход в магазин.
Перевалившись за хребет, тяжелый вертолет заскользил вниз, рыская, чтобы затруднить бандитам прицеливание, и выдерживая ровно такую высоту, чтобы, с одной стороны, не быть легкой мишенью на фоне неба, а с другой — не слишком облегчать работу противнику на земле. В последнее время в Афганистане появились умельцы, делающие самодельные, очень мощные снаряды — они устанавливаются на единой платформе, как огромные фейерверки, и запускаются по десять, по двадцать враз с рассеиванием, чтобы хоть одна-две, но попали в вертолет: это как стрелять уток дробью. Чтобы не попасть под такой выстрел, требовались и умение, и реакция, и опытный экипаж, особенно бортовые стрелки, которые должны не только стрелять, но и непрерывно сообщать пилоту обстановку в своем секторе ответственности, сообщать о пусках, о подозрительных вспышках. Все это было.
Он готовился к поискам, но сразу же нашел то место. Спецназовцы приняли чрезвычайно рискованное решение, оказавшееся в конечном итоге правильным: оставаться на
Спецназовцы увидели вертолет и подали условный сигнал зеркальцем, известный пилотам: «Я свой». Ага… так даже лучше…
Нацелив нос вертолета на позицию противника, Грибоедов нажал на спуск. Заработало носовое орудие, неподвижно установленная в носу пушка калибра тридцать миллиметров. Простая, жестко закрепленная, она тем не менее могла высадить в район цели двести снарядов весом один килограмм каждый, перепахав зону высадки и подавив всяческое сопротивление. Вертолет знакомо завибрировал — и на позициях противника начали появляться разрывы. Грибоедов усмехнулся — и добавил НУРСами, два блока которых также имелось по бортам. Фильтруя скороговорку бортовых пулеметчиков, под грохот правого борта, а потом кормового орудия он пошел на разворот. Сопротивление ослабло, боевики не ожидали появления даже одиночного вооруженного вертолета…
— Доложить по высадке!
— Правый борт площадка! Километр!
— Давай отсчет!
— Восемьсот пятьдесят! Восемьсот!
— Ориентир!
— Даю ориентир!
Лазерный луч пронзил пространство, указывая пилоту в кабине на подходящую для зависания точку. Главное — на самой вершине и голая, подальше от растительности, где может скрываться враг.
— Принято. Продолжаем.
— Шестьсот! Пятьсот пятьдесят!
— Готовность десанту!
Хвостовое орудие не умолкало, это было слышно даже здесь, в кабине. Для вертолета хвост — уязвимая зона, профессионалы стреляют всегда вдогон вертолету, и потому там должно быть самое мощное орудие, мощнее, чем по бортам. На этом вертолете была автоматическая пушка «Эрликон» калибра двадцать три миллиметра, настоящее скорострельное орудие…
— Мощность!
— Сто пятьдесят! Сто! Пятьдесят…
— Висение!
— Десант пошел.
Самый опасный момент — зависший над землей вертолет наиболее уязвим. И не только от огня противника — не раз и не два было, что внезапный порыв ветра смещал вертолет: миг — и вот уже лопасть ударила по скале…
— Десант на земле!
Грибоедов дал предельную, взлетную мощность.
— Доклад.
— Гидравлика держится, утечка есть, но пока норма. Пожара на борту нет…
Борта докладывали о пусках, но за пределами дальности, когда это становится по-настоящему опасным.
Вертолет перевалил за гребень… опасная игра в орлянку, но теперь от огня с населенного пункта, от возможных пусков его защищала скала. Правый борт тут же доложил об обстреле и сам открыл огонь, потом доложил и о пусках. Со всех сторон в район стекались отряды боевиков, привлеченные какофонией в эфире и возможностью чем-то поживиться. За сбитый вертолет награда была в пятьсот тысяч русских рублей, дороже только за транспортный самолет — один миллион, если на борту было много пассажиров, и пятьсот, если мало или не было. Откуда у вооруженной оппозиции такие деньги? А черт его знает! Значит, есть доброжелатели…