Отягощенные злом
Шрифт:
Появился Воронцов. Первым, как и было обещано, только с оружием в руках. И вместе с ним был Ирлмайер, рядом, – их было двое, и об этом не договаривались! Секеш приготовился… нельзя было «перебивать» работу снайпера, нельзя было менять план на ходу. Оставалось надеяться, что снайпер отличит нужного человека.
Но выстрела не было. Что-то не то… прошло уже секунд десять, а выстрела все не было. Выстрела не было, и все летело ко всем чертям.
Ко всем чертям…
Секеш выдернул пистолет из кобуры:
– Вперед!
Прогремел долгожданный выстрел снайпера…
Немецкие
Германский снайпер, приготовившийся стрелять, даже не подозревал, что два человека в нескольких метрах от него слышат каждое слово, которое он произносит в рацию. В смысле этих слов ошибиться было невозможно.
Немцы, сами того не понимая, подписали себе этими словами приговор.
Двоих – снайпера и наблюдателя – русские сняли надежно и быстро, по-старинке – ножами. Отпихнув тело, один из снайперов залег за трофейную винтовку – это была лицензионная версия «Барретта», одна из самых распространенных снайперских винтовок в мире. Педантичный немец на прикладе оставил эластичную ленту, на которой были вышиты поправки для этой винтовки с диапазоном на каждые сто метров.
Отличный подарок, спасибо…
Цели были там же.
Что-то ударило меня, но, бросив не назад, как это бывает, когда в тебя попадает пуля, а вперед и вправо, на Ирлмайера. Удар был сильным, но тупым, сбившим меня с ног.
Падая, я схватил Ирлмайера, чтобы не дать ему вырваться, потому что больше ничего сделать не мог. Как в замедленной съемке, я видел, как к склону огромными, почти лосиными прыжками бежит Младенович – это был его единственный шанс, и он решил воспользоваться им на все сто: третья сторона в игре, интересы которой никто не учел. Пробежал он недолго – видимо, снайпер принял его за врага и выстрелил. Выстрелил точно – было видно кровавое облачко, такая взвесь в воздухе, а потом Младенович рухнул на землю как мешок.
– Нет!
– Nein!
В унисон слились и наши команды: «Не стрелять!»
Падая, я зацепил Ирлмайера за ногу, и он тоже упал. Оружия у него сейчас не было, в отличие от меня. Мое оружие было направлено на него, свободной рукой я держал его за штанину. Совершенно идиотская ситуация – если не считать двух десятков стволов, наверняка направленных на нас со всех сторон.
Еще один выстрел, очередь из автомата, явно не нашего, и еще выстрелы. У второго вертолета взорвалась дымовая граната, и началась перестрелка, в несколько автоматов разом.
Один из немцев показался у люка, все явно пошло наперекосяк, потому что двигался он медленно и явно бестолково. Я выстрелил в него дважды, он упал. Больше никого не было, но снова дважды, раз за разом, выстрелил снайпер – и от позиций немцев длинной очередью застрочил пулемет…
– Вставай! – Я пихнул Ирлмайера. – Вставай, командуй не стрелять. Знаешь, какая бойня сейчас начнется?! Давай!
– Нихт шиссен! – прокричал Ирлмайер. – Нихт шиссен! Ихь бин Ирлмайер! Нихт шиссен!
Я тоже встал – хотя мог словить пулю в любой момент от кого угодно. Показал жестом – скрещенные руки – и тоже закричал: «Не стрелять!..»
Второго немца, того, в которого я стрелял, я увидел первым. Он лежал совсем рядом, с разбитой пулей головой – так близко, что я чувствовал запах крови и смерти…
Чуть дальше лежал фон Секеш, несостоявшийся дворянин. В него попали из чего-то, что едва не разорвало его пополам, часть бронежилета сорвало от удара пули. Тоже мертв – после такого не выживают…
Первая кровь. Не убереглись.
Мы стояли у аппарели вместе с Ирлмайером, я уже не держал его, и он был свободен, разве что, в отличие от меня, у него не было оружия. Два полководца бесславного сражения – бесславного с самого начала.
– Что дальше? – спросил я Ирлмайера.
Не отвечая, с искаженным от гнева лицом, Ирлмайер шагнул в сторону, посмотрел в сторону позиций немцев, что-то показал – наверное, не стрелять. А хотя – черт знает.
– Продолжаем?
– Будьте вы прокляты… – сказал Ирлмайер с нешуточной ненавистью, – будьте вы все прокляты!..
Ублюдок…
– Можете собой гордиться, – сказал я, – грязное белье надежно заброшено под кровать. Только знаете что? Смотрите, не задохнитесь, когда оно начнет гнить.
Ирлмайер повелительно махнул рукой – то, что он был под прицелом пистолета, его нисколько не волновало. Двое десантников осторожно приблизились к трупу Секеша, разменявшего свою жизнь на свободу Ирлмайера. Подхватили его и потащили на свои позиции.
– Попробуете только появиться на землях Рейха – пойдете под суд.
– За что? – спокойно спросил я.
Ирлмайер хотел что-то сказать, но ничего не ответил. Просто пошел в сторону позиций, которые занимали немцы. За ним никто не шел, но отслеживали его движение несколькими стволами.
Только когда мой пистолет стал бесполезен, я спрятал его. Подошел, посмотрел на хорвата. Пуля в голову… наповал. Головы почти не осталось. В чем-то его поступок заслуживает уважения. Даже если он был последним подонком и правда виновным в том, в чем его обвинил Ирлмайер, он все равно не сдался, не отступил, боролся до последнего. Любое государство, пока в нем есть такие люди, непобедимо.
Так получилось, что мы отступили к своему вертолету – единственному. Немцы сконцентрировались у своих, которые мы освободили. Кровь была пролита, и за кровью должна была последовать месть. Не знаю какая, но она точно будет.
Черт возьми, почему мы делаем все, чтобы жить лучше и лучше, а живем все хуже и хуже? Куда мы в конце концов катимся?
– Что будем делать, господин вице-адмирал?
– Уходим отсюда. Вызываем подмогу, надо убираться отсюда, пока сюда не нагрянули хорваты или еще кто.
– Есть.
Канал из Африки был оборван навсегда. И правда наружу уже никогда не всплывет. Хотя кому она нужна сейчас, правда…
11 января 2015 года