Отягощенные злом
Шрифт:
Наконец, извечной головной боли России – чиновников, вопреки расхожему мнению, в стране было намного меньше, чем на прогрессивном Западе, не говоря о РФ. Так, например, во Франции на государственном бюджете было 500 тыс. чиновников (не считая выборных), тогда как в гораздо большей России – только 340 тыс. (с выборными). Численность чиновников современной России около 1,65 млн. Из 1000 работающих россиян 25 – чиновники. Что характерно, всем им хочется кушать, проживать, выглядеть, передвигаться и содержать близких так хорошо, как официальные доходы не всегда позволяют. Вопрос: что делать? Аналогичной была ситуация и с полицией. Накануне Первой мировой войны в России было в семь раз меньше полицейских на душу населения, чем в Англии, в пять раз меньше, чем во Франции. Впрочем, и преступность в России была значительно меньшей, чем в Западной Европе.
Исходя из того, что сказано выше: в тысяча девятьсот тринадцатом году Российская империя была процветающей,
Были нерешенные вопросы? Да, были. Земельный вопрос. Еврейский вопрос. В любом крупном развитом государстве есть те или иные нерешенные вопросы, те или иные подавленные до времени социальные конфликты. Можно ли было их решить мирно? Да, конечно, можно.
Россия катастрофически проиграла двадцатый век, это надо признать. Благодаря злонамеренным и своекорыстным действиям определенных лиц, поддержанных из-за рубежа, сначала Россия была втянута в Первую мировую войну, затем напряжение военного времени вылилось в чудовищный социальный взрыв, когда озверевшие, потерявшие человеческий облик на фронте солдаты смели власть в стране. А потом все покатилось под откос. Через двадцать лет Россию и Германию стравили второй раз, в самой страшной войне, которую когда-либо видело человечество, – Великой Отечественной войне. Из этой войны, которая нам не была нужна, мы вышли, потеряв двадцать шесть миллионов человек, большую часть своей промышленности, жилого фонда, транспортных коммуникаций – страна фактически лежала в руинах. Все, что мы получили, – это горсть захудалых восточноевропейских стран, издревле нищих, которые оставались независимыми, но при этом и их надо было поднимать из руин. Ни одна геополитическая задача, стоящая перед Россией, решена в ту войну не была.
Сразу после этого у наших «союзников» возникли планы ядерного нападения на нашу страну, а когда ядерное нападение не удалось, они развязали против нас холодную войну. Но когда и этот план стал откровенно проваливаться, а сама Америка из-за перенапряжения сил оказалась на грани экономической катастрофы, настал одна тысяча девятьсот девяносто первый год. Который во многом родственен одна тысяча девятьсот семнадцатому.
Я пишу это не для того, чтобы еще раз пройтись по большевикам, не думайте. И не для того, чтобы обвинить «англичанку», которая нам гадила, гадит и гадить будет. Для того чтобы все не повторилось третий раз – симптомы уже есть, – мы должны задать себе два вопроса, и первый из них: кто виноват? И ответить на этот вопрос надо честно.
Что произошло в 1917 году? Давайте начнем с этого.
Начинать – если мы хотим ответить честно, а не получить на выходе очередную антибольшевистскую агитку – надо не с октября, а с февраля одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Ибо крушение началось тогда. В октябре семнадцатого власть валялась на мостовой, и большевики – всего лишь те, кто поднял ее. А за несколько месяцев до этого правительство «лучших людей России» – на деле лживых и своекорыстных подонков и предателей – приказом номер один полностью разложило армию и допустило массовое вооруженное дезертирство, сдало врагу часть территории страны, разрушило экономику, допустило гиперинфляцию, остановку критически важных предприятий, дезорганизацию работы железных дорог, дефицит всего, в том числе самых необходимых продуктов питания, допустило «парад суверенитетов». Вред, причиненный «февралистами» всего за несколько месяцев, был настолько чудовищен, что сравним со злодеяниями большевиков. Совершенно не просто так многие восприняли приход большевиков как меньшее зло и сами вручили им власть в стране. Совершенно не просто так на стороне большевиков оказалось значительное число офицеров царской армии, сделавших из вооруженного сброда армию, победившую Добровольческую армию, в которой были прошедшие ад Первой мировой профессионалы.
Кто такие февралисты? Это элита. Часть – самый яркий представитель Гучков – это военно-промышленная олигархия, разбогатевшая на военных заказах и не желающая их лишаться. Царь для них был опасен: он подумывал заключить сепаратный мир с Вильгельмом [67] и спасти тем самым и Россию, и Престол. Военно-промышленная олигархия не только была прямо заинтересована в продолжении бойни Первой мировой, но и была связана с британскими и американскими элитами, то есть являлась сборищем изменников Родине. Вторая часть «революционеров» – прозападный образованный класс – интеллигенция. Наиболее яркий представитель – профессор Милюков. Да-да, там самая интеллигенция, которая сейчас гадит в «Твиттере», бузит на Болотной, ходит маршами и требует, чтобы русских детей продавали за границу. Это она самая, за сто лет изменились только средства коммуникации – гнилая и омерзительная сущность осталась прежней. Многим ли, например, отличается «политзаключенная» Надежда Толоконникова с ее публичным развратом и кривляньями от Александры Коллонтай, которая с подругами раздевалась догола, надевала через плечо транспарант «Долой стыд!» и шла в таком виде на улицу? Многим ли отличается «радетель за народ» и карьерист адвокат Навальный от такого же «радетеля» адвоката Керенского, который одним листком бумаги умудрился разложить многомиллионную армию? Немногим. И период с февраля по октябрь семнадцатого – это период, когда «болотные» прорвались к власти. Результат, как говорится, налицо: нескольких месяцев хватило для того, чтобы страна рухнула.
67
Несложно предположить, что произошло бы в случае сепаратного мира. Германия перебросила бы высвободившиеся силы на Западный фронт и разбила бы Антанту. После чего и Россия, и Германия оказались бы в международной изоляции, но при этом территориально целыми. Антанта начала бы готовиться к новой войне, а Германии и России ничего не оставалось бы, как держаться друг друга. С помощью германских технологий произошла бы ускоренная индустриализация России. После чего к сороковым либо началась бы новая война – при подавляющем превосходстве русско-германского союза на суше. Либо не началась бы – и тогда Второй мировой попросту не было бы.
Таким образом, события тысяча девятьсот семнадцатого года стали результатом не народного возмущения, не революции снизу, не восстания большевиков – они стали результатом преступного захвата власти группой антинародной военно-промышленной олигархии, поддержанной так называемым «образованным классом России» – прозападной, ненавидящей Россию и русских, интеллигенцией. Именно эти люди в несколько месяцев разрушили страну. Большевики в крушении Империи если и виноваты, то очень мало. Точка.
Что произошло в девяносто первом году?
На самом деле лица все те же, события во многом схожи, изменилось все очень мало. Вместо Первой мировой – Холодная война, которую Запад выиграть не мог и сам это признавал. Вместо военно-промышленной олигархии – сформировавшийся класс советской элиты, созревший для того, чтобы решить «проблему народной собственности», то есть прибрать ее к рукам. И интеллигенция. Совершенно та же самая интеллигенция. Ни к чему не годная, но считающая, что здесь ей недодают и недоплачивают. Ориентированная на Запад, слушающая радиоголоса. Профессионально ненавидящая и Россию, и русское общество и с радостью хватающаяся за любой неприглядный факт, чтобы пнуть, да побольнее. Искренне считающая, что «здесь ничего уже не исправить» и потому надо начать с разрушения всего, да до основания. И очень смутно представляющая, как смутно представляли это вырвавшие у Его Величества штурвал февралисты, – а что «затем»?
Девяносто первый год – это опять-таки не народное восстание, не результат экономического кризиса, не требование «свободы» со стороны народа. Это повторение Февраля, не буквальное, но все же восстание элит против их положения в обществе, поддержанное прозападной частью советской интеллигенции. Оно началось тогда, когда во власть пришел М. С. Горбачев и привел во власть группу «февралистов». Этим на доведение страны до состояния хаоса потребовалось шесть лет, но до хаоса они страну все-таки довели. Не до такого тяжелого, как в семнадцатом, войны не было. Но достаточного, чтобы разрушить страну. Б. Н. Ельцин в данном случае сыграл – пусть хуже оригинала – роль В. И. Ленина, который подобрал власть и попытался спасти все, что можно спасти. Кто сомневается, вспомните, что вопрос тогда стоял об отделении не только союзных республик, но и об автономии всех автономных областей и крупных частей РСФСР – то есть о развале СССР не на пятнадцать, а на куда большее количество кусков.
Элита, как и в семнадцатом, решала свои, конкретные задачи, и, в отличие от Февраля, ей удалось их решить практически все. Элита решала задачу собственного умножения – ей это удалось, сейчас в России больше чиновников, чем было в СССР, а ведь есть еще ставшие независимыми союзные республики. Если же подсчитать общее количество чиновников… это же ужас! Элита решала задачу приватизации собственности – она ее решила. Ведь если вдуматься, советская элита была, наверное, самой недоплачиваемой элитой в мире. У «Норникеля» тогда был не владелец – долларовый миллиардер из списка Forbes, – а всего лишь директор, и получал он, по сути, за ту же работу всего лишь зарплату, которую ему даже на «Волгу» с трудом хватало, не говоря уже о собственной стометровой яхте. Именно это: огромная и потенциально чрезвычайно дорогая собственность в сочетании с высоким уровнем ответственности советской элиты за нее – и при этом с чрезвычайно низкой рентой, которую элита получала – толкнула ее на выступление в девяносто первом. Что ж, задача перевода собственности из общенародной в частную и увеличения размера изымаемой ренты решена с блеском. Кто-то в этом сомневается?