Отягощенные злом
Шрифт:
– Хорошо… – так же безразлично сказала Дарья.
Магомет взял ее за подбородок, чтобы она смотрела прямо ему в глаза:
– Эй. Ты же сама говорила, что история зашла в тупик. Мы пытаемся вытолкнуть ее из тупика. Но история питается только кровью. Ты должна это понимать. Это не убийство, это просто исторический процесс.
– Да… – сказала Дарья и почему-то заплакала.
Город уже перекрыли.
Даже в обычном состоянии Санкт-Петербург был надежно прикрыт, в частности на каждой крупной магистрали можно было увидеть огромные ажурные прямоугольные арки. На них давали информацию о том, который час, о погоде и о пробках впереди,
На блокпосту поднятый по тревоге казак наклонился к окну «Даймлер-Бенц купе»… Хороша машинка. И краля хороша. Правда, грустная почему-то, наверное, с хахалем своим поцапались. Вот на заднем сиденье все нормально…
– Документы, документы на машину…
Дарья протянула документы. Поскольку водительские удостоверения выдавало подразделение, организационно относящееся к Минюсту, отец устроил ей «спецсерию». Официально она установлена не была, но по факту все знали, что такие-то и такие-то префиксы трогать не стоит, могут быть неприятности…
– Что произошло? – нервно спросила Дарья.
Казак возвратил документы.
– Ничего, барышня. Можете следовать…
На заднем сиденье Рафак лапал Малену, и та не особо и сопротивлялась…
По знакомой дороге она быстро добралась до дач. Сосновый лес подходил к самому урезу воды, домики были поставлены прямо посреди деревьев, от янтарного балтийского пляжа шли подмостки, около которых покачивались яхты и катера. Семья Дарьи была достаточно богата, чтобы позволить себе и дачу в таком месте, и яхту – двенадцатиметровую, с дизельным двигателем. Все это Дарья считала само собой разумеющимся, как то, что воздухом можно дышать, а воду – пить.
Она остановила «Даймлер-Бенц» под навесом, примыкающим к дому. Дом был грубоватым, прибалтийской архитектуры, не из оцилиндрованного бревна, а из бруса. Никто и не подумал засыпать здесь дорожки песком – просто к воде шла натоптанная тропинка. Они вышли из машины и вчетвером пошли к пристани.
Яхта была на месте – отец даже не доставал ее из воды на зиму, стальной, а не фибергласовый корпус. Когда они были у яхты, из леса по ним открыли огонь.
Дарья была у самой яхты, когда услышала за спиной что-то вроде влажного шлепка, какой издает кус вырезки, когда бросаешь его на разделочную доску. И что-то упало. Она повернулась и увидела, как Малена падает в воду… и как будто какая-то розовая взвесь у головы… как стоп-кадр в кино, неожиданный и страшный. У самых ног на ступеньках лежал Магомет. Сделать единственное, что могло спасти ей жизнь, – прыгнуть в воду она не догадалась, и следующая пуля попала в нее.
Она упала… было как-то странно, боли не было, но перед глазами темнота… Абсолютная темнота, как будто телевизор выключили. Но звук был… она слышала, как тяжело ворочается под пристанью вода, шлепая о бетонные столбы и о борт яхты.
Потом она услышала скрипучие шаги по дереву. Шаги приближались.
– Готовы. Все четверо.
– А нырять кто будет, а? Козел.
– Ну откуда я знал, что она так упадет…
– Идиот. Посмотри, на яхте багор, наверное, есть…
Еще шаги.
– Ну? – Голос скрипучий, странно знакомый.
– Готовы. Все четверо, господин полковник. Только вон эту шалаву достать осталось.
– Язык укороти. Дима, сходи, там, у дома, булыжники есть хорошие, притащи несколько штук. Проволока у меня в машине.
– А с машиной что делать? Тоже утопить?
– Идиот! Отгонишь на свалку и оставишь. Не засветись только.
– Есть…
– Яхту потом поставите здесь же. Приберетесь как следует…
И тут Дарья вспомнила, где она слышала этот уверенный, чуть скрипучий голос. Это был один из друзей ее отца. Он не раз и не два бывал у них дома на званых вечерах. А звали его…
Но имя Дарья вспомнить не успела. Потому что умерла.
Кронштадт
Несколько дней спустя
Схваченный живым покуситель по-прежнему содержался на гауптвахте Кронштадта. У здания заняла позиции полурота морской пехоты. У входа в здание мешками был обложен крупнокалиберный пулемет, на крышах занимали позиции снайперы и расчеты ракетных установок. Ждали непонятно чего…
– Оружие, господин адмирал, – смущаясь, сказал морской пехотинец, лейтенант по Адмиралтейству на КП на первом этаже, – приказано сдавать всем.
Я молча поднял руки, чтобы меня обыскали. Оружия у меня сегодня не было – и тому была причина.
– Гаврилов. Проводи.
– Есть!
Всех, кто был на гауптвахте, отпустили, сократив сроки наказания, у кого-то сегодня был счастливый день. Оставлять было нельзя: попади этот урод в камеру с моряками – и его просто разорвут на части. А попасть можно разными путями… кто-нибудь из комендантской роты забудет закрыть замок – и привет. И причины этому могут быть самые разные…
На втором этаже было два поста. Коридор перекрывали щиты, какие тут появились еще со времен матросских мятежей, они позволяли превратить каждый этаж здания в неприступную крепость. В бойнице зловеще чернел значок пулеметного ствола.
Я предъявил документы. Затем еще раз…
– Извините, господин адмирал.
Я молча поднял руки. Меня снова обыскали – все делалось правильно, как и должно было быть. Нельзя пенять на усердие нижним чинам, выполняющим приказ, разгильдяйство куда опаснее чрезмерного усердия.
– Можно?
– Да, Ваше Высокопревосходительство.
Я заглянул в глазок. Ну конечно. Разночинская тварь. Вытянутое, лошадиное лицо, горбатый нос, черная вмятина от дужки очков на носу. Синяки, черные, желтые, пластыри и повязки. Как это существо вообще смогло покуситься на Его Величество… Остается надеяться, что это все-таки не еврей, – иначе могут быть погромы…
– Ест?
– Да, поел немного.
– Проверяйте все, что ему приносят. Еду, питье. Пусть тот, кто это принес, сам попробует все, что принес.
– Есть.
– Воду тоже проверяйте. Пусть и в закрытых бутылках. Хлеб – только нарезанный тонкими ломтями.
– Есть.
Я обернулся к своему провожатому:
– Гаврилов. Верно…
– Верно, Ваше Высокопревосходительство. Мичман.
– Войдете за мной. Будете присутствовать.
– Э… Ваше Высокопревосходительство, а допуск?