Отыгрыш
Шрифт:
Почти один миллион убитых и искалеченных Германия получила в первые дни вторжения в Россию. Если бы они не подчинялись слепо продавшей идеалы национального социализма клике Гитлера-Геринга-Геббельса, они были бы ещё в живых.
Если вы не слепые, то вы до войны не раз видели, что русские — не враги ваши, но ваши друзья. Зачем вы ищете здесь ваши могилы? Ваш дом, ваша семья ждет вас. Вы должны вернуться домой живыми и не искалеченными.
Существует только один выход из катастрофы, которую вам готовит Гитлер — возвращайтесь к своим семьям!"
— Угу, то, что надо. Но чего-то не хватает… Слушай, Николай, откуда, говоришь, транслировать станешь?
— С Радиодома, откуда ж ещё? Армейских-то станций в городе чёрт ма! На весь гарнизон хорошо,
— Ага… А вот если на службу этой прозе жизни ещё и поэзию поставить, как думаешь? Немчура — она сентиментальная. А песенное слово крепче в мозг ложится, сам знаешь.
— Знаю. С хорошей песней и драться легче, и на походе подмога, и на привале веселье. Но что ты предлагаешь: для гансов песни сочинять, что ли? Так им Геббельс с подручными, небось, и без нас маршей насочиняли столько, что только маршируй, покуда ноги до жопы не сотрешь… Впрочем, есть у меня в комитете несколько пластинок Эрнста Буша, ещё от предшественников остались…
— Насочиняли — это да, — задумчиво протянул Годунов. — Ну, так репертуар фашистский известный, а мы им, опять-таки, напомним о "киндер", и о "муттер", и об ихних "фрау" в фатерлянде, которым кроме похоронок из-под Орла ожидать будет нечего!
— Тут хоть бы простую листовку с толком перевести, куда уж за стихи да песни браться! — возмутился Игнатов, хотя по всему было видно, что сама идея агитационной песни его вдохновила.
— Не боги горшки обжигают, Николай! Когда-то и я неплохо язык Тельмана и Энгельса знал… Попытаюсь фольклор перелицевать.
Годунов, конечно, не стал уточнять, что учил немецкий "за много лет тому вперёд", в школьном клубе интернациональной дружбы, переводя письма от сверстников из ГДР, ну и в мореходке осваивал в качестве второго иностранного: будущие морские офицеры главный упор делали на английский — "международный морской". А "фольклором" назвал выученную к торжественному вечеру, посвящённому юбилею Сталинградской победы, песню антифашистов из комитета "Свободная Германия":
Es dr"ohnt durch die Welt, ihr herrisches Geschrei. Auf ihren Spuren ist Brand und Tod. Es folgt ihren Horden die Sklaverei, und Galgen, Vernichtung und Tod. Mit Trug und Betrug, mit Meuchelmord und Blut, entehrten sie Deutschland vor aller Welt. Sie raubten und pl"underten Hab und Gut, und jagten Millionen ins Feld…Он тогда ещё и переложение сделал. Так и исполнял — сначала немецкий, а потом русский вариант, малость подкорректировав мелодию, чтоб уложить в нее по-новому зазвучавшие строки.
"Немка" была в восторге. А вот въедливая русичка, хоть и вознаградила труды несколькими пятерками, не преминула заметить: переложение следует делать в соответствии с ритмом и размером оригинала. Еще к рифмам придралась… Санька тогда именно так и подумал — придирается. Зато Надька Зубкова перестала возмущаться, что ее пересадили от подруги Лидочки к этому хулигану Саньке, и даже слова песни себе в тетрадку переписала. Это был успех. Знал бы ты тогда, Саня Годунов, какой успех у тебя впереди!
— Вот, смотри, Николай, что получилось. А на обороте — по-русски.
Игнатов быстро скользнул взглядом по немецкому тексту, перелистнул страницу, принялся читать вполголоса маршевым речитативом:
Планета слышит их волчий вой: "Яволь, майн фюрер, яволь, яволь!" За их спиной полыхает ад, Глаза убитых им вслед глядят. Им служат подлость, обман и страх, В делах — жестокость и ложь — в словах. Остывший пепел за их спиной, И кровью залит весь шар земной. Выразительно глянул на Годунова — силен, мол, — и продолжил, возвышая голос: — Солдат немецкий, себе не лги, Не то падешь у реки Оки. Преступник правит страной твоей, Ты кровь и пот за него не лей. Тебе убийца кричит: "Вперед!" Но есть Отчизна и твой народ. И ты рабочим — не враг, а брат. Ты за свободу борись, солдат.Опять поднял голову, посмотрел с прищуром:
— Откуда ж ты взялся такой… поэт?
Годунов пожал плечами.
— Да какой я поэт. Так, любитель.
— Может, ещё чего есть подходящее? Нет? Ну да ладно, обойдемся тем, что есть. Ты погляди, как сказано, а?
Народы мира, сплотите силы, Разбейте орды, что сеют зло. А чтоб вернее рука разила, Свободы солнце для вас взошло.— Найдешь кого, чтоб исполнили?
— Надо — значит, найду, — уверил партсекретарь, складывая бумаги в картонную папку. — Ну, счастливо тебе, товарищ старший майор. Конь не выдаст, и враг не съест, свидимся.
…Годунов выключил лампу, снова прилег. Почему он тогда написал в переложении про Оку? В оригинале ж Волга была. Местечковый патриотизм? Или рифму искать легче было? А может, посетило его тогда предчувствие, к сознанию не пробилось, а подсознанию чегой-то нашептало?..
Три часа сна — удача, которой грех не воспользоваться.
А вот поди ж ты, мыслей много, а сна ни в одном глазу. Все думается, думается о тех, кого уже разбудили посыльные. Не о "людских ресурсах" — о людях, которые уже вовлечены в происходящее и которых только предстоит вовлечь. Судьбы меняются. И никак не узнать, как отразится на одной судьбе создаваемая не кем-нибудь, а тобой, Саня Годунов, альтернатива.
Бригвоенврач… как его фамилия? Смирнов? Да, верно. Как же ты сразу не сообразил-то? И что с того, что Смирновых на Руси едва ли не больше, чем Ивановых-Петровых? С должностью фамилию соотнеси — и все очевидно, очевидней некуда.
Вспомнилась книга, что стояла в ряду других самых любимых на полке над письменным столом. На внешней стороне истертой бумажной обложки значилось: М. Мартынов, А. Эвентов. "Подпольный госпиталь". На внутренней каллиграфическим почерком было выведено: "Александру от Надежды в день 23 февраля". Надя-Надежда-Надюха, соседка по парте и первая любовь четырнадцатилетнего Саньки. Она любила его стихи и не таясь посмеивалась над увлеченностью краеведением. А книжку все ж таки подарила. Одним из героев этой документальной повести был Вениамин Александрович Смирнов, главный врач "русской больницы", спасшей сотни людей — военнопленных и горожан. Тот самый бригвоенврач, который сегодня так отчаянно вцепился в возможность эвакуировать раненых…
Судьбы меняются. И ты, к счастью, все-таки видишь — как.
Глава 10
30 сентября 1941 года, Орёл
Сержант Дёмин тоже не спал — впотьмах огонек папиросы казался почти что красным, тревожным.
"М-да, вот так и начинают грешить излишней впечатлительностью", — укорил внутренний голос.
Узнав, куда предстоит ехать, комсомолец — наверняка ведь комсомолец, сто из ста, — Дёмин удивления не выказал. А может, и не удивился. В ночных сумерках, когда лицо едва различимо, чужая душа — вдвойне потемки.