Отыскать любовь среди холода
Шрифт:
– Я же все время в молодежной тусовке вращался – музыка, танцы. Я, можно сказать, шут. И это моя работа. Девочки тоже часть этой работы. Серьезная музыка теперь никому не нужна. А для любви в моем сердце отдельное место отведено. Я к нему не даю никому прикасаться.
– Понятно, в сердце! – с нажимом, осуждающе произнесла Катя, намекая, что с Дашей музыкант просто развлекался.
Но Гарик пропустил реплику мимо ушей и продолжил свой рассказ:
– В общем, я подождал своего нового друга сколько мог и, когда понял, что мой попутчик вряд ли придет, сунул Дашке с мужем свой чемодан. Поставил его на ленту транспортера, втихаря
– Позвольте вас спросить, теперь ведь все равно, что за вещица ваше наследство? Ведь вы же таможню проходили, ничего такого вывозить-то нельзя?
– Она не просвечивается, потому что картина.
– Картина? – в два голоса переспросили мы с Катей.
– Да, без рамы, небольшая, я ее на дно чемоданчика положил, а сверху вещи обыкновенные, те, что моя девушка просила, ну, у нее дома остались, просто шмотье.
– А если бы чемодан открыли?
– Я фаталист. Сами же видите. – Он опять поискал глазами выпивку, подошел к пустой бутылке, перевернул вверх дном. Несколько капель пролились в рот. – Уф, – воскликнул он, – хорошо!
Я с недоверием посмотрела на музыканта:
– Картину в Испании продавать? Там жили и работали великие художники! Что бы вам за нее дали? Это же не аукцион «Сотсбис»!
– Это картина Сальвадора Дали. Теперь вам понятно? Моя девушка побывала в его музее и поговорила с теми, кто собирает его наследие. Они пообещали хорошую цену, если произведение подлинное. А оно подлинное. Мой отец был скрипачом. А мой дед был великим скрипачом. В эмиграции, я, к сожалению, не знаю, в какой стране, об этом история умалчивает, дед познакомился с самим Дали и его женой Галой. Они подружились, в общем, тусовались по ресторанчикам и барам. Во время сольного концерта моего деда Дали сделал небольшой набросок «гения скрипки», как сказала его ненаглядная Гала. Позже художник его закончил, и они вместе с Галой преподнесли картину моему деду с дарственной надписью. Все настоящее – и портрет, и дата, и подпись. Молодой дед в смокинге, со скрипкой в руках, на сцене. Когда-то у картины была рама, а потом она затерялась. Отец ее прятал, скрывал, чтобы не украли, не вешал на стену, так что рама была не нужна. Во время войны, даже когда свирепствовал голод, не продал. Я решил, что не оскорблю память деда, если верну портрет в музей самого художника, да еще денежки получу. Так?
– А Даша знала, что в чемодане?
– Нет.
– Вещи владельцам обещали вернуть, – растрогалась Катя. Она, как все сентиментальные девушки, готова была проливать слезы над несчастной любовью. – Если что, мы вам сообщим и картину отдадим, – пообещала она.
– Ага, милая девушка, такие вещи не возвращают. Хотя спасибо вам на добром слове. Итак, я во всем виноват: если бы Дашку не познакомил с этим спонсором, он бы не представил ее бизнесмену Сергею, они бы не поженились и не полетели в Испанию, я бы не отдал им картину... То есть ничего бы не произошло. Все были бы живы и здоровы, а картина...
Такие разговоры
– А хотите, я вам сыграю на скрипке? Эту мелодию я сочинил сам, – неожиданно предложил Игорь.
– Хотим, – сразу же согласилась Катя.
Я промолчала.
Скрипач заиграл, и я тут же простила ему все: и чемодан с картиной, отправленный через границу без согласия Сережи, и беспробудное пьянство. Играл он виртуозно, мелодия проникала в душу. Я поверила несчастному музыканту, стала сочувствовать. И опять я припомнила медицинскую истину: когда психолог проникается чувствами к больному, он перестает быть адекватным, у него начинается «провал».
Глава шестнадцатая
– Я вылетаю на опознание – в заявительной форме сообщил мне сын. По-другому он говорить со мной не мог. Знал, что я никогда не соглашусь. Так и случилось. Я встала на дыбы.
– Вот уж нет. – Я проявила такую настойчивость и категоричность, что Андрей спасовал. – Ты никуда не полетишь.
– Ну, мам, – неуверенно возразил сын.
– И речи не может быть.
Последнее время я вела себя с сыном лояльно, старалась не донимать нравоучениями, уступала во всем, жалела. Понимала, сейчас на его совсем еще не взрослые плечи легли и тяжелое горе, и ответственность за семью отца, за маленькую сестричку.
С мачехой и отцом ему, конечно же, жилось вольнее, чем со мной. Отцу было не до него: работа, дом, молодая жена, дочь. Даша вообще не интересовалась его жизнью. Единственной, кому было до него дело, – Кате. Поэтому-то жизнь их так прочно соединила.
– Я врач, – обосновала я свое категорическое возражение. – Во-первых. Во-вторых, на кого ты собираешься оставить ребенка? – Мне впервые показалось, что я тоже не в меньшей степени, чем Андрей, несу ответственность за почти чужую мне девочку Машу.
Андрюша сдался.
– Тогда ты должна позвонить и сообщить данные в спецслужбу аэропорта, иначе они выпишут билет на меня.
Я позвонила.
– Ты не должна лететь одна, – узнав, что я собралась лететь на опознание, точно так же, как я сыну, твердо возразил мне Джек.
– Андрей не должен видеть... он этого не вынесет. Он очень любил отца.
– А ты? – Что Женя имел в виду? То ли мою любовь к бывшему мужу, то ли крепость моего духа? – Я так понял, что твой сын вполне самостоятельный мужчина, у него постоянная девушка и малолетняя сестра на руках. Он несет за них ответственность вполне достойно.
– Да, все это так. Однако я не хочу подвергать его еще дополнительному стрессу.
– Тогда я полечу с тобой.
– Женя, большое спасибо. Но я бы не хотела, чтобы ты ради меня бросал работу, летел через океан.
– А ради кого я еще могу совершить такой поступок? Я хочу, чтобы ты знала и чувствовала, у тебя в жизни есть человек, на которого ты можешь рассчитывать, опереться, в конце концов.
– Я чувствую.
– Вот и хорошо. Куда летим?
– На запад Турции.
– Ты же говорила, что самолет летел в Испанию? – удивился Джек.