Отыскать любовь среди холода

Леонидова Людмила

И тут гром среди ясного неба – катастрофа самолета. Мои планы стали рассыпаться по кирпичикам.

После того как сообщение о катастрофе самолета стали муссировать в средствах массовой информации, меня поджидал еще один сюрприз. Позвонила сестра Сергея – Серафима. Она была много старше его. На протяжении всей нашей с ним совместной жизни она, впрочем, как и родители Сергея, считала, что я ему не пара, всеми способами стараясь мне это показать, однако не вступая в открытую конфронтацию. Сейчас ее антипатия прорвалась наружу, она дала волю чувствам, накопившимся за столько лет.

– Это ты во всем виновата, – зловеще шипела она в трубку. – Если бы не ты, он бы никогда не связался

с этой... с этой. – Считалось, что они с Сергеем воспитывались в интеллигентной семье. Поэтому слово, вертевшееся на языке, она произнести не могла. – Если бы он послушался родителей и женился на Кире, ничего бы этого не произошло!

Я бросила трубку. По опыту работы знала, что обиднее, чем близкие люди, достать не может никто.

Отец Сергея, доктор экономических наук, профессор, пока не состарился, преподавал экономику Маркса. Со своими коммунистическими убеждениями не расстался до смерти.

Сергей был поздним и очень желанным ребенком в семье. Имея дочь, родители мечтали о сыне. Мальчика, так поздно появившегося на свет, обожали. Провожая в школу, мама завязывала ему пионерский галстук, папа засовывал сменную обувь в мешок, а старшая сестра укладывала завтрак в школьный ранец. Он, любимец и баловень, должен был, по их разумению, жениться на дочке академика и члена Политбюро Кире с соседней дачи, чья семья проживала там постоянно, зимой и летом.

Правда, я узнала об этом позже, когда он привез меня из ЗАГСа в дачный поселок для знакомства с семьей. Он не предупредил престарелых родителей о своем решении. Наверное, потому что знал: будут против.

Родители приняли меня очень сухо. Особенно его мама. Оглядев с ног до головы, она надменно произнесла:

– Вы закончили школу или ПТУ?

– Я учусь на последнем курсе института.

– Понятно, – с сарказмом заявила она.

– Леночка, – обращаясь к жене, все-таки попытался навести мосты отец, – может быть, молодым чаю?

– Они теперь такими напитками не балуются, – нервно рассмеялась мать Сергея. – Им пепси, сникерсы и «Мальборо» подавай.

Чувствовалось, что новый строй, который так приветствовал сын, ими категорически не принимался. Не нравилось ничего: ни сами демократы, ни, тем более, потеря отнятых новой властью привилегий, ни происходившие перемены, особенно агрессивная реклама, буйствующая на экране и навязывающая чуждый им образ жизни. Она раздражала стариков.

Сыну прощалось все. Меня же они связывали с этим враждебным им новым. Дочь Серафима придерживалась тех же взглядов.

– Вы ведь курите? – Обращаясь ко мне, мама скорее утверждала, чем задавала вопрос.

– Нет. – Я была обескуражена и, конечно же, не ожидала такого приема, попросту была к нему не готова. Сергей ни о чем меня не предупредил. Кстати, потом выяснилось, что у Сережи вся семья была курящая. Даже мама в молодости курила. Теперь они были очень пожилые, болезни не позволяли никаких излишеств.

– Вы знали, что у Сергея была невеста? – Мать мужа просто наезжала на меня как танк.

– Нет.

Я стояла в верхней одежде. Мне даже никто не предложил сесть.

– Где вы с ним познакомились? – Это походило на допрос с пристрастием.

– На улице, возле Белого дома, то есть нет, сначала в троллейбусе. – Я паниковала и несла чушь.

– Леша, ты подумай, что за нравы, они познакомились на улице! – Обращаясь к мужу, свекровь всплеснула руками.

– Леночка, мы с тобой тоже не в царских палатах узнали друг друга, – напомнил отец Сергея.

– Какие были времена! При чем тут царские палаты! – Профессорша выходила из себя.

– Мы с Сережей три ночи провели возле Белого дома и... полюбили друг друга.

Это был мой

конец. Худшего я произнести не могла.

Всю оставшуюся жизнь они будут считать, что я их политический враг и что я втянула их мальчика в революцию, и вообще в том, что в стране начались беспорядки, виновата тоже я и мне подобные.

Когда Сережа взял к себе на работу мужа сестры, Анатолия, бывшего секретаря комсомольской организации какого-то никчемного, одного из тысяч бесполезных НИИ, попросту пожалел, а может, Серафима настояла, моей жизни наступил конец. Внешне Анатолий был плакатный красавец: зачес густых волос назад, искрящиеся правдивые глаза: «Даешь пятилетку в три года!» В новых условиях он оказался серой совковой мышью, кроме как общественной работой ничем заниматься не мог. Комсомольского лидера одним из первых выгнали со старой работы, потому что предприятие преобразовалось в акционерное общество. Людей начали в действительности оценивать по способностям и по труду. Замечательному коммунистическому лозунгу он не соответствовал. Работать не любил, а способности оставляли желать лучшего. Выходец из пролетарской семьи, Анатолий, видно, польстился на профессорскую дочь. Родители приняли комсомольского вожака с распростертыми объятиями.

Сергей в своем новом предприятии дал ему приличную зарплату и должность.

Однако Серафима считала, что он достоин большего. Она звонила мне и требовала повышения зарплаты и сокращения рабочего дня мужа.

– Это ты так влияешь на Сергея, поэтому Толик торчит как проклятый на работе. А эти жалкие гроши, что он приносит, на них ничего невозможно купить!

Однажды, не выдержав, я ответила:

– Пусть он уволится и уйдет в другое, хорошее место.

– А-а, – разоралась она, – я знала, что это твоих рук дело. Это ты подговариваешь Сережу, чтобы он его выбросил с работы.

Так продолжалось до тех пор, пока она не узнала, что мы расстались. Кому она звонила потом, я не знаю.

Вот теперь решила вновь избрать меня мишенью. Мне бы следовало послать ее, как я однажды уже сделала, когда она довела до инфаркта собственного отца.

Жившим на профессорской даче родителям в начале девяностых талоны на сахар выдавались по месту прописки, в домоуправлении дома, где мы начали с Сережей свою совместную жизнь. Я, получив очередные талоны на всех, передала половину Сергею. Он должен был отовариться и завезти сахар родителям, но не успел и уехал в командировку. Слава Богу, вспомнив, я взяла свой сахар и, беременная, потащилась на электричке к престарелым родственникам. Встретили они меня глухой стеной молчания, однако я терпела, потому что свекру было уже совсем плохо. Я видела это, как врач. За ними ухаживала женщина, которую нанял Сергей. Она рассказала мне, что, не дождавшись сына, старый профессор накануне моего визита поехал к Серафиме за сахаром. Она жила недалеко от вокзала, куда приходила дачная электричка.

– Звонить со станции тяжело, автоматы все выломаны, – жаловалась домработница. – Я его отговаривала, мы бы обошлись, но хозяйка злилась, капризничала, ей все не сладко, ругалась на вас, говорила, что вы всему виной.

Я даже не оправдывалась, объяснения посчитала бесполезными, все равно я крайняя.

– Когда свекор заявился к Серафиме, то был уже никакой... – продолжила рассказ домработница.

Стояло жаркое лето. Серафимы не было дома, только Анатолий; выслушав жалобы отца, прошелся по мне, мол, я всему виной, припрятала талоны, а Сергей пригрел на груди змею. Однако старому, еле дотащившемуся до них тестю в сахаре отказал: «Симочка сварила варенье, весь сахар и ушел», – правдиво глядя в глаза профессору, отрапортовал он. Так старик и вернулся на дачу ни с чем.