Отзвук
Шрифт:
— Через Москву, — уточнил я.
— Да, да, — подхватила она. — Конечно же, эти поездки для вас организует Москва. Кто здесь знает о моей маленькой Осетии? Объясняешь им, — никак не поймут… В лучшем случае о грузинах кое-что слышали. — Она вновь всплеснула руками: — Не могу поверить. В нашем доме — мои земляки!
Усадив нас в кресла, она встала в сторонку, к стене и оттуда задумчиво смотрела на нас.
— Садитесь и вы, — поднялся я. — Неудобно же, мы сидим, а вы стоите…
Она засмеялась тихо, несмело, погрозила мне пальцем:
— Желаешь
— Ну что вы! — вскочил и Алан. — Это когда было! Сейчас у нас тоже равноправие, женщина спокойно может сидеть рядом с мужчинами, и даже дела обсуждать.
Но она заставила нас сесть, а сама бросилась на кухню, и через пять минут перед нами был настоящий осетинский трехногий фынг, на котором вскоре появились сыр, колбаса, заливное мясо, хлеб и графин… с виски.
— Откуда мне было знать, что вы появитесь? — оправдывалась она. — Не то были бы и пироги. И пиво осетинское, ей богу, специально бы сварила. Не забыла еще и как араку гнать…
— Ну что вы! — засмеялся Алан. — У нас сейчас с аракой ух какая борьба! Искореняем пьянство.
— Слышала, слышала, — закивала она головой. — Если начальство увидит у кого-нибудь на столе выпивку, со службы выгонит. Я сначала порадовалась, как узнала, все же это в духе осетин, — мы никогда не любили пьяниц. И самое жестокое проклятье в адрес девушки было: да выйдешь ты за пьяницу!
— Правда? — удивился я.
— Худшей судьбы не придумаешь, как жить с пьяницей, — и вздохнула. — Но чтоб совсем-совсем выпивку в доме не держать? Как это?! Вот вы переступили первый раз наш порог, — что же, я не имею права вручить вам полагающийся по обычаю почетный бокал? Что подумают гости, соседи, сидящий на небесах и все замечающий? Нет, тут что-то вашими начальниками не продумано. Слава богу, у нас не так, есть чем встретить желанных людей, — и повернулась к сыну: — Чего стоишь истуканом? Угощай джигитов.
— Танцорам нельзя, — запротестовал я. — Один глоток — и два-три дня будешь вялый, ноги ватные… А наши танцы, сами знаете, слабеньким не под силу.
— О, наши танцы! — мечтательно прикрыла веки старушка. — И как это я не узнала о вашем приезде? Я ведь не читаю газет, не слушаю радио, и телевизор не смотрю. Не потому, что старая, — грязные вещи они показывают. С виду итальянцы, французы, немцы чистые, даже ручку целуют, а что творят с женщиной!.. — она сдвинула брови в гневе. — Э-э, лучше об этом не вспоминать. Да что это я все о своем житье да о себе! Не терпится мне узнать об Осетии. Ну как вы там, как?
— Хорошо, — скромно ответил Алан.
Разговор не клеился. Мы не знали, о чем ей рассказывать, что ее интересует. А она задавала такие странные вопросы:
— Горцы по-прежнему гонят овец на алагирский базар?
— Каких овец? — озадаченно смотрели мы на нее.
— Да своих же!
— А у горцев своих овец нет, — ответил Алан.
— Что твой друг говорит? — глянула она на меня. — У каждого осетина испокон веков была своя отара. А иначе как
— Теперь овец разводят колхозы, — пояснил я. — Они их продают. Но не на базаре, а государству.
— А люди как обходятся без баранины? — недоумевала горянка. — Или шашлыков уже не жарят?
— Жарят, — успокоил ее Алан. — Как выходной день — отправляемся в ущелье непременно с шампурами.
— В ущелье с шампурами? — развела она руками: — Разве в горах не остался лес?
Антонио от души веселился, слушая нас.
— Алан говорит о стальных шампурах, — объяснил я. — Их продают в магазинах.
— А баранину где берете?
— Тоже в магазине.
— Это ж как часто горцам приходится спускаться в долину, — зацокала она языком.
— Да нет, — снисходительно улыбнулся Алан. — У нас в каждом ауле есть магазины.
— В каждом? — не поверила она. — Супермаркеты?
— Вроде… — сконфузились мы, представив себе, как жалко выглядят наши полупустые сельмаги с непременной вывеской: «Товары повседневного спроса».
— Вы и эти костюмы купили в аульском супермаркете? — спросила она, ощупав — ну совсем как наши бабушки, — рукав Аланового пиджака.
Мы переглянулись. Ну как ей объяснишь, что в сельские магазины через Потребсоюз тоже отпускаются подобные, и даже получше, костюмы, но очень мало достается покупателям, ибо их разбирает начальство да друзья продавцов.
— Вообще-то у нас тоже продают костюмы… — уклончиво ответил я.
— Значит, хозяйка идет в магазин и покупает все, что требуется для дома?
Мы с Аланом, как по команде, вздохнули.
— Это как повезет… — опять уклонился я от ответа.
Она не поняла, и тогда Алан пробормотал:
— Надо суметь вовремя прийти в магазин…
Нет, не сможет эта старушка понять, что такое длиннющая очередь со скандалами и оскорблениями, что такое товар под прилавком, рабочий контроль, блат, связи и еще множество атрибутов нашей торговли.
Она смотрела на нас с подозрением…
— Скажите, а кроме мяса и шампуров что продают в магазинах?
— Ну, рис, вермишель, сахар, бублики… Что еще? — оглянулся я на Алана.
— Платья, халаты, кепки, хлеб…
— Хлеб? — удивилась она. — А в домах что, не пекут?
— Ну кто сейчас пожелает тратить время на возню с тестом? — пожал плечами Алан. — Легче сходить в магазин и взять все готовенькое…
— Если повезет? — неожиданно добавила она с ехидной улыбкой. — Или я позабыла осетинский язык, пли вы невнятно изъясняетесь… Если в каждом ауле есть магазины, то почему же должно везти? — Она оглянулась на сына: — Ты что-нибудь понял?
Антонио озорно подмигнул нам и объяснил ей:
— У них магазины не такие, как здесь. Там не всегда есть товары в полном ассортименте…