Отзывчивое сердце (Любовь во спасение)
Шрифт:
– Проклятье! – воскликнул он.
В его голосе не было злости, звучало лишь глубокое отчаяние.
Клеона ухватилась за поручни, чтобы не упасть. Порыв ветра сдунул волосы на глаза и на мгновение ослепил ее; когда же она взглянула снова, герцога уже не было.
У себя в каюте она долго лежала без сна, чувствуя, как взволнованно стучит сердце и обжигает щеки кровь. Клеона явственно ощущала прикосновение его губ, словно он все еще был рядом, и понимала: он пробудил в ней чувство, в котором не осмелишься признаться даже себе самой.
С этого времени герцог избегал
– Мои лошади прибудут позднее, – услыхала она слова герцога, обращенные к грумам, когда те запрягали цугом в легкий экипаж трех великолепных рысаков.
При виде их у Клеоны упало сердце. Это означало, что герцог поскачет вперед, а они с герцогиней останутся позади и поедут в карете гораздо медленнее и спокойнее. Она не ошиблась. Правда, на этот раз они ехали одни; графа ожидала собственная коляска, запряженная лошадьми, вызвавшими восхищение даже у герцога и Фредди.
Они тронулись в путь при ярком солнечном свете. Три раза они останавливались на ночь, но герцог всегда уезжал прежде, чем они успевали прибыть в гостиницу. В дороге он менял лошадей, стремясь попасть в Париж раньше них. Это абсурдно, нелепо, убеждала себя Клеона, но оттого, что его не было с ними, солнце светило не так ярко, а путешествие перестало быть увлекательным приключением.
С приближением к столице герцогиня становилась все ворчливее. Даже великолепная новая дорога на подъездах к Парижу, проходящая через убогие предместья, Норманнские ворота с массивными колоннами, длинная аллея, обсаженная четырьмя рядами вязов, и, наконец, площадь Согласия и консульский дворец Тюильри не вызывали у нее никаких эмоций, кроме раздраженных слов:
– Это мужичье не должно спать в постели тех, кто выше их по рождению.
Но у Клеоны прибытие в Париж вновь пробудило покинувшие было ее волнения и надежды.
На подъезде к городу граф оставил свою коляску и, усевшись в их карету, начал рассказывать о прекрасном Париже, чудесным образом возродившемся из руин после ужасов революции.
– Многие дворцы бывших вельмож, – сказал он, – стали танцевальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, приведут в восторг новые магазины, торгующие шелками и бархатом, модной мебелью из красного дерева и золоченой бронзы, сказочными изделиями из бронзы и фарфора.
– Откуда вы все это знаете? – спросила Клеона.
На мгновение он смутился.
– Я расспрашивал своих друзей. Уже несколько месяцев тому назад они сообщали об этом, – ответил он. – Родные тоже писали мне о возрождении города, который я так люблю.
– А я думала, что вы предпочли бы вернуться к старым временам, – раздраженно бросила герцогиня.
– Я стараюсь заставить себя смотреть вперед, а не назад, – пояснил граф. – А поскольку Наполеон объявил, что мы, эмигранты, можем вернуться и предъявить права на то, что раньше принадлежало нам, то и я готов простить и забыть.
Считая,
– А мы сможем увидеть Лувр? Я слышала, что его галереи заполнены всемирно известными картинами и великолепной скульптурой.
– Все они ворованные, – сердито бросила герцогиня. – Награблены в сотнях сражений. Любопытно, смогут ли итальянцы смотреть на них так же спокойно, как англичане?
Граф засмеялся.
– Мадам, я думаю, что вы немножко несправедливы, – отозвался он. – Но я не буду пытаться примирить вас с новой Францией. Путь это сделает сам Первый консул. В Кале мне говорили, что и он, и его жена очень заинтересовались вашим приездом.
Герцогиня искривила губы в циничной улыбке, но ничего не сказала, пока не осталась наедине с Клеоной в очень элегантном особняке, подготовленном к их приезду.
– Мы прибыли как обычные туристы, – заметила она, – а нас принимают, словно коронованных особ или по меньшей мере послов дружественной страны.
– Вас это удивляет? – спросила Клеона.
– Все это мне очень подозрительно, – заявила герцогиня.
Неожиданно за дверью раздались шаги, и на пороге появился нарядно одетый герцог. Клеона тут же вспомнила, что пропиталась дорожной пылью и растрепана.
Отчего-то у нее сердце забилось в груди, когда по натертому полу он подошел к герцогине и поцеловал ей руку. Девушка смотрела на него и думала о том, до чего он красив; в его присутствии все прочие мужчины казались незначительными.
– Добро пожаловать в Париж, бабушка, – заговорил герцог. – Надеюсь, вы не очень устали в пути. Нам предоставили воистину один из лучших домов. Надеюсь, на вас это произвело впечатление.
– С какой стати они так стараются? – осведомилась герцогиня.
Герцог ответил не сразу, поскольку в этот момент кланялся Клеоне. Она присела перед ним в реверансе и со стесненным сердцем отметила, что он глядит на нее нарочито холодно и безразлично.
Герцог повернулся к своей бабушке.
– С какой стати? – переспросил он. – По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.
– Вздор, – отрезала герцогиня. – Я – английская герцогиня. В Англии это кое-что значит, но с какой стати этим выскочкам и революционерам с почтением относиться к моему герцогскому гербу, понятия не имею. Если я еще хоть что-то соображаю, это один из дворцов Бурбонов, и в прежние дни здесь останавливались лишь те, в чьих жилах текла королевская кровь.
– Времена меняются, – примирительно сказал герцог. – Сейчас во многих странах Европы Наполеон сажает на трон своих родственников, так что скоро редко у кого из приезжающих в жилах будет течь королевская кровь. Вы, бабушка, следующая по значимости после них.
– За этим что-то кроется, – убежденно заявила герцогиня. – Хотела бы я знать, что именно.
Герцог ответил не сразу. Клеона заметила, что он нахмурился. Неожиданно он прошел обратно к двери, открыл ее, выглянул в коридор и опять плотно закрыл, после чего вернулся к герцогине.