Овечья шкура
Шрифт:
— Колян, а тебя твоя свидетельница не грузит? — Лешка обернулся к Василькову. — Действительно, странно. Если Вараксина увозят из дома, и труп выбрасывают в лесопарке, зачем машину назад пригонять? Не она ли сама его грохнула?
— Нет.
Это мы с Васильковым сказали одновременно. Надо было видеть Люду, чтобы понять, что она не только не могла грохнуть своего сожителя, но и что она готова сама умереть, чтобы отомстить за Вараксина.
Но возвращенная машина путала все карты, и у меня даже мелькнула совершенно безумная мысль, что Вараксин так виртуозно покончил с собой в
А что, надоела Вараксину жизнь с наркоманкой, требующей не только дорогостоящего лечения, но и постоянного напряжения нервов. Думаю к тому же, что деньги шли не на одно лечение, но и на покупку наркотиков. А может, он удержаться не мог и ей составлял компанию, и медленно катился в пропасть, вот и оборвал это все одним махом.
(Между прочим, вопрос об ответственности за причинение смерти или вреда здоровью по желанию потерпевшего в теории уголовного права до сих пор является дискуссионным. То есть по нашему закону, конечно, накажут, если кто-нибудь по доброте душевной лишит жизни тяжело больную бабушку или близкого друга, чья любовная лодка разбилась о быт, а сами эти пострадавшие от жизни более жить не хотят, а покончить с собой или физически не в состоянии, или не решаются. Но теоретики спорят, правильно ли это.)
Но через минуту эта мысль меня оставила. Какими бы ни были жизненные трудности Вараксина, его гипотетическая суицидальность явно не была заразной. А ведь и Шиманчик тоже убит. Уж не говоря о том, что следы на местах обнаружения обоих трупов оч-чень похожи. Вряд ли руководителей “Олимпии” вдруг охватила эпидемия самоубийств, и они их дружно совершают чужими руками. Надо бы вообще-то наведаться в их контору.
— Коленька, — спросила я, — а офис какой-никакой у этих “олимпийцев” был?
— Был, — ответил Коленька. — Так, подвальчик со складскими помещениями. Я и сам думал, что надо туда нос сунуть.
— Надо. И Красноперова искать надо. Ты ищешь?
— Да ищу я, ищу, — с досадой отозвался Васильков. — Давай прямо сейчас и съездим. В контору “Олимпии”.
— Давай, — сказала я, и полезла в ящик стола за бланками, но поехать нам куда-либо сегодня было не суждено. В дверь робко постучали, я пригласила заходить, и на пороге живым укором показалась младшая сестра Кати Кулиш — Алиса.
Она была одета и причесана немножко иначе, чем во время нашего первого знакомства, чуть более по-взрослому, коса была свернута в пучок, губы слегка подкрашены, и от этого Алиса смотрелась строго, как секретарша какого-нибудь большого начальника. Только испуганные глаза выдавали ее юный возраст. Но она без смущения прошла к столу, поискала свободный стул и присела на него, вытащив из сумки школьную тетрадку. Мужики затихли и вопросительно поглядывали на меня.
— Извините, что я без предупреждения, — церемонно начала Алиса, — я у дяди Никиты… Ну, у Никиты Владимировича, у Пилюгина, узнала ваш телефон, но не дозвонилась. Решила просто прийти, вдруг застану. Только я родителям не говорила, что к вам пошла. Они не верят, что можно что-то сделать…
Алиса сбилась с мысли и замолкла, переводя дыхание.
— В общем, мне не хочется их лишний раз расстраивать, — заговорила она снова. — Но я могу вам помочь.
— Алиса, тебе уже есть четырнадцать лет? — спросила я, и она кивнула. — Давай я тебя допрошу. В прошлый раз мы просто поговорили, а сейчас я все запишу в протокол. С четырнадцати лет можно без педагога.
Выгонять Горчакова с Коленькой на время допроса я не стала, хоть это и нарушение, но не такое уж страшное. К тому же Василькову полезно послушать. А может, и Лешка что-нибудь толковое потом посоветует.
Я записала в протокол все то, что Алиса рассказала мне при нашей первой встрече, и приготовилась слушать, чем она собралась нас удивить. Судя по тому, как она вцепилась в принесенную с собой тетрадку, там содержались какие-то важные сведения.
— Я вам записную книжку Кати отдала тогда, — сказала она, и мне на мгновение стало стыдно, я ведь еще так и не удосужилась эту книжку посмотреть, просто времени не хватило. — Но все, что там было написано, я к себе переписала. Там есть одна важная запись.
Алиса открыла тетрадку и показала мне выписанную старательным детским почерком строчку; “Александр Петров. 15-00”.
— Я такого не знаю, — сказала она. — Я всех наших подруг спросила. Его никто не знает.
— Может быть, это кто-то из ваших учителей? — встрял Васильков. Алиса покачала головой:
— Нет. Учителя бы она записала по имени-отчеству.
Я достала из сейфа записную книжку Кати и стала искать нужную страницу, чтобы посмотреть, как эта запись сделана в оригинале. Вот она, но почему-то на странице с буквой “В”. И очень уж отличается от остальных записей — и ручка явно другая, и почерк более энергичный. И не такой ровный, как у Кати. В общем, мужской почерк.
.
Я показала запись в книжке Алисе.
— Это ведь рука не твоей сестры?
Алиса покачала головой, вглядываясь в написанное.
— Нет, это не Катя писала.
— Значит, ей это в книжку записал сам Александр Петров, — подал голос Васильков. — Вот его-то и надо искать.
— Да, — подняла на него глаза Алиса. — Я хотела найти его сама, но не смогла. Поэтому я и пришла.
У меня екнуло сердце. Господи, только не это. Конечно, Алиса — девочка толковая, с ярко выраженными аналитическими способностями, но если она займется частным сыском, то не исключено, что вскоре мы будем иметь еще и ее труп. А как ее остановить? Запретить? Не факт, что она нас послушает; в конце концов, мы ей никто. Уговорить? Тоже не гарантия, скажет “хорошо-хорошо”, как мой ребенок, когда ему надо отвязаться от матери, а потом сделает по-своему.
— Алиса, я тебя прошу, — у меня даже голос дрогнул, так я испугалась за девчонку. — Я тебя прошу, не ищи никого сама. Скажи нам, мы все проверим. Ты же понимаешь, что у нас и возможностей больше, и знаний, и опыта: Вдруг ты только спугнешь преступника, — увещевала я ее, но она слушала с упрямо-непроницаемым лицом, наверное, комментируя про себя: “Ага, все проверите, а сами даже не удосужились записную книжку посмотреть”…
— А как ты хотела его найти? — спросил Васильков. Алиса повернулась к нему.