Ой, мамочки
Шрифт:
– Мадам… – вмешался Бен с ледяной надменностью, дарованной черным бархатом и тесьмой на манжетах, – может, все-таки согласимся, что лучший судья здесь – мисс Икс, ей и решать, кому следует, а кому нет бороться за звание Кулинара?
Снова эта Валисия! Женщина, которая способна жеманно хихикать и при этом не выглядеть законченной идиоткой. Эрнестина, кажется, поглупела от шока.
– Бинго, деточка, ты слышал, как этот тип позволил себе назвать твою мамочку "мадам"? – Она медленно поднялась и очутилась лицом к лицу с Беном. – А вам нравится, когда вас называют платным ухажером? – Она будто выплюнула эти слова, отчего они прозвучали необычайно похотливо. – Мистер… Сопровождение-На-Любой-Вкус?
– Какая низость! – Марджори Задсон вскочила на ноги.
Повисло молчание, будто салфетку, набросили на клетку с вороньем. Бинго замер с печеньем во рту; Пипс наклонил пустой чайник над моей чашкой. Валисия Икс, явно не собиравшаяся взмахивать хлыстом и призывать к порядку, неотрывно смотрела на Бена, и в ее прекрасных глазах застыла печаль. Он же неотрывно смотрел на меня, и его глаза излучали обвинение. Я съежилась в кресле, словно на скамье подсудимых. Да как он мог подумать, что я стану обсуждать его прошлое с кем бы то ни было в этом доме? Не говоря уж о том, что день, когда я позвонила в "Сопровождение", поистине свят для меня. Хотелось бы знать, есть ли что-нибудь святое для Эрнестины?
До чего же она способна дойти во имя Материнства? Эрнестина усиленно старалась держаться решительно и прямо, но колени ее подгибались, а рот подергивался. Я представила, какой стремительный водоворот мыслей кружит в ее голове, как отчаянно она пытается выискать какое-нибудь – хоть какое! – оправдание. Эрнестина прекрасно понимала, что минуту назад заметно ослабила свои шансы когда-либо стать матерью Кулинара. Следует ли мне, не давая ей опомниться, высказать предположение, что привидением, которое Бинго якобы видел в первую ночь, вполне возможно, была родная матушка малолетнего кандидата, тайком изучающая досье соперников?
Промедление смерти подобно… Эрнестина невнятно промямлила что-то насчет ПМС, то бишь предменструального синдрома.
– Это она насчет постмортального ступора? – неожиданно проскрипела Джеффриз.
Я изумленно воззрилась на нее. Об этом ей тоже поведал психиатр?
Вновь повисло молчание, от которого уже начинало звенеть в ушах. Внезапно Джеффриз издала пронзительный вопль, от коего едва не рухнул потолок, – и дверь широко распахнулась. На пороге высился шериф Том Догерти с револьвером на изготовку и пылающим взором.
– Черт побери, что у вас тут происходит?!
Нет, честное слово, пора наконец отправить открытку Доркас и Джонасу со словами: "Чудесно проводим время. Жаль, что вас нет с нами".
Поразительно, как сплачивает людей полицейское расследование! Даже Пипс и Джеффриз держались так, будто служили нашему маленькому сообществу долгие годы, причем наслаждались каждой минутой. Шериф Том задавал обычные в таких случаях вопросы – фамилии, адреса, где находились в момент взрыва. Я ожидала, что он заинтересуется моей встречей с Теолой Фейт. Мне и самой хотелось узнать, разговаривал ли шериф с ней и если да, то как у нее настроение, – но он вновь вернулся к теме Общества Кулинаров.
– Тайная кулинарная организация! – Похлопывая себя по объемистому животу, шериф улыбнулся. – Любопытно, любопытно…
– Да, действительно, – коротко бросила Валисия Икс. Ей не слишком понравилось его настойчивое желание узнать ее фамилию, а также улыбка, расцветшая на пухлом лице шерифа, когда она таки написала ее и передала ему, сложив предварительно листок пополам.
Джеффриз, отбросив услужливость ко всем чертям, присела на подлокотник дивана:
– К вашему сведению, мы древняя и почтенная организация. И горе тому, кто встанет у нас на пути. В прошлом году мы написали очень резкое письмо в журнал "Обжорство", где осуждали продолжающуюся экспансию замороженной вишни.
Бинго восседал на коврике перед камином, по-турецки скрестив ноги. На губах его играла насмешливая улыбка, но взгляд оставался холодным и настороженным.
Пипс достал из кармана часы, потряс их, поднес к уху и прокудахтал:
– У меня перерыв! – Проковыляв к окну, он улегся на подоконник и сложил руки на груди. Его лысый череп блестел, как эдамский сыр; из-под полуприкрытых век виднелись желтые белки.
Однако же, вовремя! Но уже в следующее мгновение публика забыла о Пипсе. Воздух прорезало хлопанье крыльев – голубь с шумом опустился на урну над камином – ту самую, что красовалась под портретом Кота-Мертвеца. Склонив набок головку и строго глядя круглым глазом, птица побудила шерифа продолжить.
– Как поживаешь, приятель! Я всегда говорил, что Менденхолл – это прелесть! Не могу передать, как я ругаю мисс Мэри за то, что она решилась рискнуть своим чудесным домом. – Стукнув кулаком по этажерке, шериф Том успел поймать ее, прежде чем та перевернулась. – Представляю: вы, наверное, были счастливы, как индейка на Рождество, когда Мэри предложила это место для вашего сборища?
– Мы были рады. – Валисия Икс поудобнее устроилась в кресле и скрестила свои безукоризненные ножки.
– Более уединенное местечко трудно найти.
– К чему это вы клоните? – прищурилась Джеффриз.
Шериф Том подался к ней.
– Думаете, Мэри Фейт питала искреннюю признательность к вам с мистером Пипсом за долгие годы верной службы ее матушке?
Джеффриз так громко фыркнула, что голубь взмыл в воздух и приземлился на алый абажур.
– Эту свою мыслишку, мистер, лучше спрячьте обратно в карман. В своих поступках мисс Мэри никогда не считалась ни с кем, кроме себя. Она познакомилась с одним из наших членов на какой-то вечеринке и, узнав о возможности наполнить свой дом живыми людьми, от радости подскочила на три фута вверх. Ей хотелось создать видимость того, что у нее есть друзья.
Я не в силах была взглянуть на нее. И на Бена тоже. Я боялась, что вот-вот разрыдаюсь. Бедная, бедная Мэри! Как же она была несчастна, по милости своей ужасной мамочки! Шериф обвел глазами комнату.
– Судя по слухам, гуляющим в городке, вас вроде бы было побольше.
– Шестеро уже уехали, – робко ответила Марджори Задсон.
– Не считая Мэри Фейт, – встрял Бинго.
– Шериф Догерти, – заговорила Эрнестина, тиская свои бусы, – позвольте, пожалуйста, моему мальчику уйти. Вы же видите, какой он бледный!